Кира
Читая выложенный вчера у себя на странице пост, которого не писала, я ненавидела этого сукина сына всё сильнее.
«Какое-то время я буду недоступна для связи. Пусть всё успокоится, так сейчас лучше всего. Не теряйте меня и не переживайте. Ваша Кира».
Он даже фотографию прикрепил — плюшевая собака с красным сердечком. Скотина!
— Козел! — Я попыталась вырвать телефон, но он резко поднял руку. — Ты козел! Дай сюда!
— Никто не будет тебя искать, — отрезал он и перехватил мою руку за запястье. Сжал до боли. — Не строй из себя умную. Тебя ни для кого нет. Если мне будет нужно, чтобы ты «вернулась», ты вернёшься. Если нет, то нет.
— Ты взломал мой телефон!
— Да. — Вторая его рука опустилась мне на талию. — Да, я взломал твой телефон, — повторил он. — И если мне будет нужно, взломаю что угодно.
Голос его показался не таким. Более глухим. И тут я поняла, что пах у него твёрдый, а глаза блестят совсем по-другому. Дыхание перехватило, на миг я оцепенела и упёрлась ему в грудь руками. Только он не отпускал — держал за талию и нарочито давал мне почувствовать свое возбуждение.
— Отпусти, — выдавила через силу. — Я не…
Брошенный на столешницу телефон пикнул, но ни один из нас не отвёл взгляда. Пах его стал ещё твёрже, а взгляд — опаснее. Только это была уже другая опасность.
Вдруг рука Молотова с моей талии исчезла. Я сразу же подалась назад, подальше от него. Он взял мобильный.
— Тебе написала какая-то Света. Пишет, что Тобби срочно нужна операция.
— Дай!
Телефон он не отдал. Удерживая меня на расстоянии, начал набирать текст.
— Не смей! Это важно! Макар!
— Тебя нет в городе, Кира, — сказал он холодно, отправив сообщение. — Пусть разбираются с этим Тобби без тебя.
— Что ты ей написал?! — У меня начиналась истерика.
Тобби был одним из моих любимцев в приюте — маленький, побитый жизнью пёс, на лечение которого мы собирали деньги уже месяц.
— Именно это и написал.
Кира
Посмотрев ему в глаза, я бросилась вон из кухни. Отчаяние буквально захлёстывало. Сколько времени и сил было потрачено, чтобы спасти Тобби! Ветеринары качали головами, но я верила в маленького пса. Верила, что он будет жить и когда-нибудь найдёт людей, которые полюбят его, которые не предадут и не бросят. Он безропотно выносил процедуры, терпел боль, а я оставалась с ним ночью и гладила, повторяя, что помогу ему. Только что значит полный надежды взгляд бездомной собаки для такого, как Молотов?!
— Я не разрешал тебе уходить. — Он появился на пороге комнаты.
— Будь ты проклят! — закричала я сквозь слёзы. — Будь ты проклят, скотина! Я ненавижу тебя! Я…
Я зарыдала. Если Светка написала, что операция нужна срочно, значит, она нужна срочно. И деньги тоже. А я не могла ничего сделать.
Молотов равнодушно смотрел на то, как я бьюсь в истерике, а я всем сердцем желала, чтобы это он оказался в клетке в приюте, чтобы это его на ходу выбросили из машины, и чтобы это он лежал искалеченный несколько дней без воды и еды.
— Ты самое отвратительное, что я когда-либо знала, — зашипела я сквозь слёзы. — Самое ужасное и гнусное. Ты не человек, ты… — Мотнула головой. — Ты даже не убийца. Ты ещё хуже.
Молотов привалился плечом к дверному косяку и сложил на груди руки. У меня дрожал подбородок, текли слёзы, но я смотрела на него, пытаясь понять, как он может дышать одним воздухом со мной, ходить по той же земле. Как вообще такие, как он, могут считаться людьми?! Что в нём человеческого?!
