Я замечаю, что вожу пальцем по краю пустого бокала и убираю со стола руки. Ко мне подходит официант.
– Еще вина, мисс? – спрашивает он.
Я качаю головой.
Мой следующий сеанс у доктора Шилдс состоится через два дня.
Интересно, она снова будет расспрашивать меня о том происшествии, или я рассказала ей достаточно?
Я лезу в сумку за кошельком, и рука моя цепенеет.
Для чего достаточно?
Еще минуту назад я испытывала облегчение от того, что доктор Шилдс владеет информацией, которую я скрываю от родных вот уже пятнадцать лет, но теперь эта мысль не несет утешения. Возможно, профессионализм и красота доктора Шилдс ослепили меня и притупили мой инстинкт самосохранения.
Я почти забыла, что я всего лишь Респондент № 52, подопытный кролик в ее исследовательской работе. Мне платят за то, чтобы я делилась своими самыми сокровенными секретами.
Что она планирует сделать со всей этой частной информацией, которую я ей выдала? Я подписывала соглашение о конфиденциальности, а она – нет.
Официант возвращается к моему столику, я расстегиваю кошелек. И вижу яркую голубую визитку, которую сунула между купюрами.
Несколько секунд я смотрю на нее и затем медленно вынимаю из кошелька.
«Завтрак с утра до вечера», гласит надпись на лицевой стороне.
Я вспоминаю, как проснулась на диване Ноа и увидела, что меня заботливо укрыли одеялом.
Переворачиваю визитку. Ее острый уголок царапает мою ладонь.
«Тейлор», – начеркал Ноа крупным квадратным почерком.
Я бросаю взгляд на его записку, в которой он предлагает угостить меня гренками.
Но я не поэтому смотрю на визитку.
Внезапно я понимаю, каким образом можно больше узнать о докторе Шилдс.
4 декабря, вторник
Вишневые нотки «Пино Нуар» растопили ощущение леденящей ободранности, которое оставила поездка домой.
Подрумяненный ломтик говяжьего филе и запеченная на гриле спаржа выложены на фарфоровую тарелку, по сторонам от которой лежат тяжелые серебряные столовые приборы. Звучит фортепианная музыка Шопена. Это единственное блюдо я несу на один конец прямоугольного стола из полированного дуба.
Прежде ужины здесь выглядели по-другому. Их готовили на шестиконфорочной плите «Викинг» и украшали веточками свежего розмарина или листьями базилика, которые выращивали в ящике на подоконнике.
Обеденный стол предназначен для двух персон.
Протокол психологического исследования отложен; сегодня вечером невозможно вникнуть в смысл убористо написанных слов.
Стул по другую сторону стола, где некогда сидел мой муж Томас, остается незанятым.
* * *
Все, кто знакомился с Томасом, проникались к нему симпатией.
Он появился однажды вечером, когда свет, помигав, погас и здание погрузилось в темноту.
К тому времени прошло всего несколько минут, с тех пор как последний пациент, мужчина по имени Хью, покинул мой кабинет. Люди обращаются к психотерапевтам по разным причинам, но его мне так и осталась неясна. Хью производил впечатление весьма странного человека – и внешне, и по своим привычкам: у него были резкие черты лица, он вел бродячий образ жизни.
Несмотря на свою непоседливость, он был зациклен на вещах, о которых рассказал раньше.
Выдворить его из кабинета было нелегко: он всегда требовал, чтобы сеанс продлился дольше.
А попрощавшись, он никогда не уходил сразу: топтался за дверью пару минут, и только потом слышались его удаляющиеся шаги. После ухода Хью его едкий запах еще долго висел в приемной – напоминание о том, что он там задержался.
