Библиотека. Повести - страница 3

Вечерняя и ночная жизнь библиотеки, в отличие от рутинной дневной, была бурной и интересной. Владик не без основания гордился собой, когда придумал сделать в действующей библиотеке бордель. И непростой, а элитный для геев – просто конфиденциальное место свиданий. В этом, наверное, было какое-то извращённое эстетство, когда мужчины совокуплялись друг с другом среди сокровищ мировой литературы. Но странным образом места рядом с Толстым и Бальзаком по популярности не выигрывали первенство. Народ предпочитал «красный уголок», созданный Вэвэ без всякой задней мысли. Как в любой библиотеке, у Валентины Викторовны был большой запас советской идеологически выдержанной литературы: труды классиков марксизма-ленинизма, история КПСС, самые-самые вопиющие шедевры непуганого социалистического реализма, другими словами, то, что ни один нормальный человек в СССР по доброй воле не прочитал. И Вэвэ в том числе. Но просто выкинуть эту макулатуру или спрятать в запасник у неё рука не поднималась. Всё-таки часть отечественной истории. Да и к печатному слову она относилась с пиететом, иначе и библиотекарем работать бы не смогла. Вот Вэвэ и выделила в общем зале угол для всего этого богатства и просто из шалости повесила над ним портрет Ленина, обозначив секцию табличкой «Красный уголок». И это привело к непредсказуемым результатам. Некоторые немолодые посетители принимали её демарш за чистую монету и со скупой непрошеной слезой жали Валентине руку, отчего она, мучась угрызениями совести, ужасно краснела. А геи прикипели к этому месту, что привело в условиях свободного рынка к росту ночных расценок. Наверное, это было очень эротично – «тибидохаться» рядом с трудами Ленина о гегемонии пролетариата. Только подумайте, днём посетители из старперов пускали в этом углу слезу, а ночью другие, иногда ровесники первых, пилили друг друга… Триумф сублимации полового чувства.

А главным боссом в ночной, да, в общем, и дневной, библиотеке был Владик. Как вы понимаете, с его способностями ему ничего не стоило заморочить голову душечке Валентине и ненавязчиво взять административное управление культпросвета под контроль. На раскрутку площадей здания и прилежащей территории пошли его деньги. Их происхождение было покрыто густым мраком, рассеять который никто особо не стремился. В наше время это, знаете ли, могло оказаться накладным. Все предпочитали верить версии о наследстве, доставшемся после смерти отца. Так оно, в общем, и было. Отец Владика действительно погиб. Но вот какая беда, сначала кто-то долго пытал его, рвал ногти, жёг и бил по мошонке током. Узнать, по-видимому, что-то очень хотел. И, наверное, отец бы, в конце концов, не выдержал и всё рассказал, но не успел – умерел от разрыва сердца. Однако голову ему всё-таки железным прутом размозжили. Нечего было «общак» воровать. Но Владику повезло. Его совершенно неизвестный папочка оказался не только хитрым, но и сентиментальным. Он не только подельников сумел насосать, но и грехи молодости перед покойной матерью Скрепкина попытался искупить. И деньги так спрятал, что никаких концов, ведущих к сыну Владику, найти было невозможно.

Правду об отце, криминальном авторитете, юноша узнал уже взрослым, перед смертью матери. А это, знаете ли, неприятно, когда почитаемая и любимая женщина на смертном одре сознаётся, что родила тебя от залётного квартирного вора. Для неё та коротенькая и совершенно неожиданная связь была постыдным воспоминанием. Хотя ребёнка она сохранила и воспитала его вместе с бабушкой. Они обе воспитывали Владика, как считали правильным. Любовью, хорошими примерами и книжками. Но что-то сработало не до конца. Покойную мать и до сих пор здравствующую бабушку Владик любил и старался не огорчать, и рос в общем хорошим мальчиком. Только его «хорошесть» была поверхностной, наносной. И так называемое «плохо» было для него намного привлекательнее, чем так называемое «хорошо». Он был просто осторожней ровесников. Понимал, что, пойманный на «плохом», будет наказан. А может, причина была в отцовских генах. Или, может, в том, что в его детстве было слишком много женского начала. А ему надо было вместо того, чтобы читать «Анну Каренину», мечтать о карьере лётчика-испытателя или чемпиона по боксу, или вообще заняться чем-нибудь другим, абсолютно мужским, таким, чтобы адреналин рвал сосуды, а тело только бы и мечтало о минуте передышки. Но разве такое найдёшь в школе, где бабушка была завучем, или в институте культуры, где пацаны вообще были наперечёт? И даже девчонки, занимавшие не последнее место в его жизни, со временем стали раздражать. Их у него было много. Они так и липли к нему, вроде бы традиционно интеллигентному, но в то же время циничному и бесшабашному. Но и они ему скоро наскучили, и Владик ничего не мог с собой поделать. Ему приелась их предсказуемость. Он быстро понял, что секс, как и всё остальное, может надоесть и превратиться в рутинную обязанность, а девичьи долгосрочные интересы были настолько прозрачны, что даже не стоили упоминания. У всех одно и то же. Стабильный мужик, материальный достаток, семья, дети. Плюс-минус какая-то непыльная работа. Отличаются лишь уровни запросов. Каждому Сеньке – своя шапка.