Наверное, из-за своей уникальности этот парень не раз заставал противников врасплох. Никогда не ожидаешь, что тебя атакуют слева. Но я не один из них. И моя внимательность на чаше весов перевешивает его козырь.
Правда… внимательность в данный момент – не единственное моё преимущество. К ним же относятся скользкий пол и опьянение Винокурова.
Марк незаметно отставляет правую ногу в сторону, чтобы использовать её как толчковую, и через секунду его рука уже летит в меня. Из-за плохой координации траектория кулака отклоняется вниз, и я специально подставляюсь под атаку, потому что ловить удар на весу – сложно. Перехватываю сжатую в кулак руку у себя на груди. Да, больно, и да, неприятно. Он немного сбивает мне дыхалку, но это ерунда.
Цель в капкане. Я подключаю вторую руку, выковыриваю из ослабленного кулака пальцы, и выгибаю их в противоположную сторону.
– АЙ! – Вскрикивает Винокуров и машинально становится на колени. – АЙ-АЙ-АЙ! – Лепечет он.
Я взял щегла на болевой, и теперь он в моей власти. Я могу выломать ему его тонкие длинные пальчики, и парнишка больше никогда не сможет жить полноценной жизнью. Так бы я и сделал, если бы передо мной был законченный ублюдок. Но Марк – лишь малолетний избалованный дурак. И с ним ещё не всё потеряно.
Поиздеваюсь, и отпущу.
– Извиняйся перед Екатериной. – Говорю я ему.
– Извини, извини… – Скулит он.
– Извини, Екатерина. – Уточняю я.
– Извини, Екатерина! Я больше так не буду! Отпусти…
– Это ещё не всё.
Диванные операторы остаются на своих местах и продолжают снимать, заворожённо глядя в экран, будто это происходит там, в маленьком квадратике, а не в реальной жизни. Друг Марка не рискует подходить ближе, потому что я угрожающе на него поглядываю.
– Теперь проси прощения у меня.
– А… А… как тебя…зовут…? Я забыл…
– Вспоминай. – Я усиливаю нажим.
– АНДРЕЙ…! ТЫ АНДРЕЙ…! ИЗВИНИ МЕНЯ…ПОЖАЛУЙСТА! Я ОЧЕНЬ СОЖАЛЕЮ, ЧТО ПРИШЁЛ СЮДА…!
– Ого. Видали, какая память хорошая? Ну… – Я поворачиваюсь в сторону диванов. – Мои маленькие любители мазохизма, чё с лицом?
– Отпусти…
Я расслабляю руку, подтягиваю Марка к себе, и плечом толкаю его в сторону выхода.
– Вы, – оглядываю его дружков, – телепортировались отсюда. Быстро!
– Ты за это ответишь… – Марк смотрит на меня исподлобья и уходит в сторону выхода, держась за повреждённую руку.
Когда я закрывал дверь в наш зал на защелку, успел услышать, как Винокуров ругался на своих друзей для того, чтобы те удалили видео. В один момент он выхватил телефон и швырнул его в открытое окно.
– Э-э-э-й! – Заскулил сапожник без сапог и побежал по лестнице вниз. – Ты чё творишь…
Когда я вернулся к столу, в моём бокале уже было шампанское. Повеселевшая после ухода незнакомцев Аксёнова предложила выпить на брудершафт.
– Ну-с, с праздником! – Произнесла Екатерина тост.
– С каким?
– С днём оттопыренного пальчика, конечно.
– Как я мог забыть… – Мы чокнулись и невинно чмокнулись.
Ночка выдалась неплохая.
Мы с Аксёновой пробыли в боулинге до трёх часов ночи. Потом прикупили ещё немного алкоголя, и пошли прогуливаться по ночному городу. Петербург после полуночи – прекрасен. В это время он открывает свою потаённую, более живую сторону.
Мы ходили мимо храмов и баров, мимо шикарных кладбищ, мимо больших базаров, и прочего. Наслаждались видами. Смеялись, вспоминая о жалобном лице Винокурова. Засматривались на интеллигентных людей без определенного места жительства. Качались на качелях в дворах колодцах.
