Я достаю из ящика стола нож и вилку, аромат жареных яиц переполняет возбуждённый мозг счастьем. А ещё, Стёпка теперь мой друг. Навеки!
– Спасибо тебе большое. Не ел яичницу как раз с двадцать третьего июля. Мать перестала готовить, а я боюсь теперь даже спускаться.
Я приступаю к еде, а Стёпка тем временем тщательно вытирает руки о полотенце.
– Что, так всё плохо? – хмурится он.
– Ещё как, – киваю. – Вчера из холодильника выкинул приличный кусок колбасы. Такой замшелый, что опарыши бы отравились. Лежит там, похоже, с двадцать третьего.
Стёпка вздыхает, достаёт из холодильника коробку грушевого сока и ставит передо мной, а потом добавляет пустой стакан.
– Ну ты прямо как моя мама, – усмехаюсь, а друг садится напротив и снова обнимает бокал чая. – Так что же с Андрюхой? Ты точно знаешь, где он? – спрашиваю я, наливая сок в стакан.
– Ага, – кивает Стёпка. – Он застрял в двадцать третьем июле.
Я замираю. В одной руке – сок, в другой – крышка от него.
– То есть, как застрял? – растерянно гляжу на друга.
– Ну как в тех самых фильмах, которые ты ему в пример приводил, – отвечает Стёпка. – Только… представь, что главный герой не застрявший, а те, кто ушёл по времени дальше.
Крышку я закручиваю словно во сне. Стёпка выглядит слишком серьёзным, чтобы шутить.
– Подожди, то есть как? Что он там сейчас делает?
– Не может вырваться, – пожимает плечами Стёпка и отхлёбывает чай. – Понимаешь, он дал сбой в системе. Мы проходили двадцать третьей по кругу и ничего не замечали, а он вот такой особенный. Думаю, на двадцать четвёртый раз мы вырвались и начали жить дальше, а Андрюха остался. Может даже то, что он тебе признался, и стало толчком к нашему выходу.
Я продолжаю есть яичницу, но уже медленно. Взгляд Стёпки каменный и какой-то испытывающий. Будто он вот-вот сейчас рассмеётся и воскликнет: И ты в это веришь???
Но Стёпка молчал. Поэтому этот вопрос задал я:
– И ты в это веришь?
– Когда все теории отброшены и остаётся одна, она и будет верной. Шерлок Холмс, – ответил Стёпка.
– Не знаю, – говорю я с набитым ртом. – В то, что Андрюшка утонул в Заводи мне верится больше.
– Если бы, – кивает Стёпка. – Но как тогда объяснить его странное поведение двадцать третьего?
– Ну… блин…
– С ним раньше такое было?
– Вообще-то нет, – хмурюсь я. – В тот день он будто с цепи сорвался. Как будто сразу шизофренией заболел.
– Вот видишь, – пожимает плечами Стёпка. – Такое не бывает, чтобы нормальный пацан десяти лет просыпался утром ни с того ни с сего психом. Да, люди сходят с ума и в более раннем возрасте, но процесс-то это длительный. Нужны мотивы, внутренние конфликты, а насколько я помню, двадцать второго Андрюха был самым обычным мелким пацаном. Бесился, игрался, как и всегда.
Я поражаюсь, как невероятная теория может стать истиной, если её подкрепить логикой, но чёрт! Такого ж не бывает!
– И что Андрюшка сейчас делает в двадцать третьем? – спрашиваю. – Если мы все здесь!
– Я думаю, он там застрял как в кино, – отвечает Стёпка. – Существует много теорий времени. В частности, к нашей ситуации подходит теория гласящая, что мы прописываем будущее, а прошлое остаётся кинолентой. По сути, если бы мы с тобой сейчас изобрели очки, Путешественника во времени, мы могли бы пройти назад и снова промотать двадцать третье июля. Только там уже живём не мы, а как бы… наши персонажи просто. Ну понимаешь.
– Понимаю, но… как же бредово это звучит.
