Они летели около часа. Наконец, шар стал спускаться на поле, где, оказывается, их уже ждала машина. Внизу уже было совсем темно. Олег помог Ксюше вылезти из корзины, крепко сжимая её руку, и это было их последнее прикосновение друг к другу.
Когда они сели в такси и поехали на вокзал, у неё в душе ещё жило ощущение счастья от волшебного полёта, а с другой стороны – она испытывала неловкость оттого, что ей придётся слишком много скрывать от Гриши, и это угнетало. Она понимала, что Олег испытывает сейчас нечто похожее по отношению и к своей семье. Он тоже не сможет рассказать сыну про своё приключение, да ещё и объяснить, почему он летал с незнакомой женщиной, а не с ним и его мамой.
Они оба поскучнели и до вокзала добрались уставшими морально – от тяжёлых мыслей, и физически – от обилия впечатлений. К счастью, поезд ждать было недолго, и вскорости они с наслаждением разместились на своих полках в купейном вагоне и уснули почти как едва знакомые люди.
Олег открыл дверь. Дома было тихо и, как всегда, ужасно пахло хлоркой – тёща драила квартиру с дурнопахнущими средствами, которые вызывали у него аллергию. Он заглянул в комнату и увидел её сидящей в любимом продавленном кресле, где она вязала никому ненужные шарфы.
– Здравствуйте, Инна Сергеевна, – кивнул он, раздеваясь.
Тёща, полная женщина в безразмерном старом халате, не выглядела обрадованной, но, посмотрев на него поверх очков с большой диоптрией, сухо проронила:
– Здорово. Явился – не запылился… Есть хочешь? – отложив в сторону вязание, спросила она.
– Очень, спасибо, – со вздохом ответил Олег.
Похоже, дома всё та же безрадостная обстановка. Он зашёл в комнату и поразился новой иконе, видимо, которую Татьяна начала писать в его отсутствие. Что-то в ней было не так. Он остановился и стал смотреть внимательней. В правом углу был нарисован образ Божией Матери, а в самом центре крупным планом изображён художник, который, словно древний мастер, отступив от мольберта, любовался своим творением. Олег усмехнулся – художнику надо пририсовать берет и в руки дать кисти с палитрой, тогда будет как в детской книжке про Незнайку… Центром в этой странной иконе был, вероятно, художник…
Он обедал и чувствовал, что Инна Сергеевна что-то хочет ему сказать, но не решается. Выглядела она, как успел заметить Олег, неважно – обычно собранные в пучок седые волосы сегодня были растрёпанными, под глазами синяки, да и общий вид был усталый, словно она не спала всю ночь.
Олег поднял голову и вопросительно посмотрел на неё.
– У вас что-то случилось в моё отсутствие?
Тёща усмехнулась.
– Неприятность случилась, когда вы поженились. А теперь не знаешь, как расхлебать.
– Зачем вы так говорите, Инна Сергеевна? Помню, как вы радовались, когда родился внук. Вы не любите Валентина? То, что Таня изменилась – это не моя вина.
– А чья, Олег? Разве это не ты затащил её в церковь? А теперь она стала фанатичкой! Если я масло на стол в постный день выставлю – посуду бьёт. Это разве не ты виноват?
– Инна Сергеевна, я-то не фанатик. То, что творит Татьяна, не с верой связано, а с её характером, который сложился не в один день. Со своим самодурством она нашла себе местечко, где сразу в рай приглашают, только деньги плати…
– Вот, вот, – испуганно зашептала Инна Сергеевна, – она уже ко мне подходила и почву прощупывала, согласна ли я квартиру продать?
