Биомем - страница 7



Но фокус в том, что он должен был бы оказаться в двух местах сразу – и там, и там. Он бы раскланивался со зрителями, и он бы умирал в муках – одновременно. Так и мы, совершая каждый выбор, умножаем и вселенные, и свои «я». Мы не чувствуем эти альтернативные «я», мы чувствуем только себя – но они существуют. И многие из них страдают, а то и умирают в результате неправильного выбора. Но мы-то с вами здесь, в этой прекрасной Вселенной. И чтобы она оставалась такой же прекрасной, мы должны совершать только правильные выборы. Добрые выборы. Не пропускать зло в нашу Вселенную. Не направлять её на путь страданий.

Горев встал, подошёл к Леониду и положил руку ему на плечо.

– Вот и с нашим новым товарищем я встретился в момент его выбора. Он мог наказать хулигана – дать ему пинка или отвесить подзатыльник. Но он отпустил мелкого пакостника. Он сделал правильный, добрый выбор. И теперь он с нами.

Горев заглянул Леониду в лицо.

– Ты же с нами? Я тебя убедил?

Леонид отрицательно покачал головой.

– Нет. Звучит всё красиво, признаю. Но это же невозможно.

– Почему?

– Демон не позволит.

– Какой демон?

– Демон Лапласа.

8

Горев только усмехнулся; похоже, он знал этот аргумент и был готов к нему. Но возражать не стал. Вернулся в своё кресло и кивнул:

– Объяснись.

– Тут всё просто, – ответил Леонид. – Если, как вы говорите, вселенные абсолютно идентичны, то ветвиться они в принципе не могут. Если идентичны все характеристики всех частиц во вселенной, то и вести себя они будут одинаково – сколько бы времени ни прошло. И наши выборы тут ни при чём. Выбор – это мысль, психический акт. А мысль – это результат электрохимических реакций в мозгу. Но эти реакции осуществляются материальными частицами, а частицы, как мы договорились, полностью идентичны. Если одинаковы все начальные условия, то и выбор может быть только один. Если идентичные вселенные и существуют, они будут идентичны всегда – ныне, присно и во веки веков. Ибо одинаковые условия всегда дают одинаковые результаты, и никак иначе. Это называется «детерминизм»; он кроет все ваши теории, как бык овцу. А что может покрыть детерминизм?

Вопрос Леонид задал как риторический, но Горев ответил на него:

– Эмерджентизм.

– Что? – не понял Леонид.

– Эмерджентизм. Простые законы всегда корректируются законами сложными. Ты говорил о детерминизме частиц, о детерминизме элементов. Но элементы образуют системы. А свойства системы не равны сумме свойств образующих её элементов. Они всегда есть нечто бо́льшее, нечто новое. Бергсон считал, что будущее эмерджентно, то есть отлично от суммы всех своих причин. И наши выборы так же эмерджентны, как и наша свобода воли, как и наше мышление. Это система; она вклинивается в зазор между настоящим и будущим и сдвигает стрелку выбора, направляя Вселенную по выбранному пути. А наша задача – выбирать правильные пути. Добрые пути.

Горев остановился, ожидая ответа. Но Леонид молчал, собираясь с мыслями.

– Мне надо побыть одному, – сказал он наконец.

Горев не стал возражать и отвёл его в дальнюю комнату. Не зажигая света, Леонид сел в кресло и задумался. Всё оказалось сложней, чем он ожидал. Он хотел всего лишь услышать новую теорию, получить материал для размышлений. Но теперь, похоже, ему придётся корректировать что-то в самом мировоззрении. Причём в одном из самых спорных разделов, который он называл «свобода воли».