– Я… – вышел какой-то сип, и снова прошило болью. Совсем другого свойства. Губы, треснувшие, болели, горло, ребра. – Мне нужно…
– Сейчас, – мой спаситель нахмурился. Кажется. Мне так почему-то показалось, пусть света и было недостаточно, когда он стал разворачивать меня, как спеленутого ребенка. – Ведро вон там в углу, – он кивнул в нужном направлении. Реально ведро. С крышкой.
– Что? – оторопела я.
– Я не буду смотреть, не хипишуй.
– Я не могу…
– На улицу не хрен шастать. Потная вся со сна, – с легким раздражением ответил он.
– Я не буду при тебе! Я замужем вообще-то! – черт знает зачем и выпалила это. Очень вовремя вспомнила. К месту. И не плевать ли ему?
– Угу. Замужем, – шумно выдохнув, кивнул мой спаситель.
– Я… я не знаю, как вышло… это.
Он только молчал и смотрел. Глаз и выражения лица в полумраке не разобрать, но у меня аж мурашки рванули.
– Я никому не скажу… ни о чем, – промямлила, все более теряясь под его невидимым, но физически тяжело ощутимым взглядом.
– Думаешь, меня е… волнует? Сдохли и сдохли. Мрази.
– Я не только про… этих. Мы там… будем считать, что не было… ничего.
– Не будем, – отрезал он, пугая меня. – Вставай.
Не дожидаясь, пока послушаюсь, он отбросил тяжелый край шкуры и рывком поставил меня на ноги. Стало стыдно до удушья. Сверху его свитер, ниже пояса ничего. Ничего не видно «такого», но я в жизни себя более голой перед посторонним человеком не ощущала. А приток влаги между ног… Само собой, ни о каком предохранении в момент вышибшего мне мозги безумия я не вспоминала. Хотя вспомни даже, будто бы это что-то поменяло в э-э-эм-м-м… процессе. С Гошей мы всегда пользовались защитой. Он отказывался доверять только мазям и таблеткам. Странно даже, до чего он боялся моей беременности. Боже, Алька, о чем ты опять? Мы же сто раз все это обсудили, переговорили. Наши дети не должны были рождаться пока просто потому, что кому-то кажется, что пора. Во-первых, нам рано, мы же никуда с этим не торопимся. Во-вторых, хватит и того, что мой отец давит на меня и Гошку. Не хватало еще и им это терпеть. Пока мы не станем совсем независимыми, никаких детей.
Внезапно подумалось… это выходит, что мы с Гошей ждем смерти моего отца? Ведь так? Почему именно сейчас осознанием накрыло?
– Сашка, отомри. Быстро давай дела свои делай, – заставил меня вздрогнуть его голос.
– Ка… как вас зовут? Или мне лучше не…
– Николай.
– Понятно, – встав на ноги, я охнула, поняв, что у меня, похоже, подвернута правая нога.
Поковыляла к ведру, говоря себе, что, наверное, и не смогу. Оглянулась на Николая. Он отвернулся и как раз загружал дрова в небольшую печку. Присела, едва дыша от стыда. Даже если он не видит, то не глухой же! Но организму было плевать на мою неловкость. И после всего… что было, еще такого стесняться?
– А нет… салфеток влажных? – робко спросила, морщась от липкости между ног.
– Были. В машине.
Мужчина подошел к сумке на лавке и, порывшись в ней, достал серую футболку.
– Хорошо хоть барахло сразу достал, – сказал он, намочив край трикотажа в котелке на печке. – Босиком не стой на полу!
– Я вам все компенсирую, – выпалила, попятившись, когда он подступил ко мне. – Спасибо вам. За все. Я отблагодарю. Никому не расскажу. Никогда.
– Сядь, – кивнул он на лежанку.
– Я сама, – схватилась я за мокрую ткань. – Не нужно больше… ничего такого.
От его близости мне моментально стало жарко, сердце замолотило, и снова в низу живота стало тянуть и внутри сжиматься.
