Бирюк - страница 5

– Гоша, остановись.

– Ну уж нет, ты же, дорогая, хотела, чтобы я расслабился, поговорил с тобой. Так слушай теперь. Мало мне всего этого рабочего дерьма, так еще и за тебя и твой внешний вид должен выслушивать. Какого хрена тебе вздумалось морить себя голодом? Чтобы папаша твой мне мозг чайной ложкой еще и за это ковырял?

– Гош…

– Да что Гоша?

– Ты не смотришь на меня, не хочешь – вот что! Мне тебя не хватает! Как мужа моего, как мужчины! И думаешь, я слепая и не вижу, на каких женщин ты засматр…

– Дура! Ты хоть ничего из этой ереси отцу своему не наболтала? А? Отвечай!

– Нет. Но…

– Но что? Я теперь еще и кобель, что от тебя налево ходит, для него, так? Да старый же меня…

– Ничего такого, Гош! Отец, наоборот, убеждал меня дурью не страдать и закрыть на такое глаза.

– Ну прекрасно! Закрыть глаза! Алька, да ты меня, считай, подставила.

– Прекрати! Ничего подобного. Я живой человек и имею право высказывать свое мнение. Не хочу я жить, как они с мамой, слышишь? Я люблю тебя. Хочу тебя. Но если ты – нет и больше ничего не чувствуешь ко мне… Давай просто разойдемся уже.

– Разойдемся, да? – ухмыльнулся Гошка жестко. – Почему? Потому что я тебя не ублажал давно?

– При чем тут убл…

– При всем, милая. Это же, видно, ваша семейная черта – иметь по-всякому. Папаша твой мозг мне сношает, а тебе секс вот подавай, и пофиг, хочу ли я. А если что не по-вашему – вперед, Гоша, давай разводиться, мы тебя мигом сменим на другого.

– Что? – Я буквально задохнулась от боли.

– Не так, что ли? Может, уже и женишок новый на примете есть, а, Алька? Сама нашла, или старый присмотрел?

– Хватит! Я ничего этого не заслужила! Если ты устал, то идем спать, пока не наговорили ничего такого, о чем пожалеем потом оба.

– О, нет, как же! Какой спать, когда нашей принцесске хочется секса. – Гоша, кривясь и скалясь, принялся срывать с себя одежду. – Сию же минуту холоп обслужит  и ублажит. Как изволите?

Я смотрела и не могла узнать любимого человека. Где тот улыбчивый, сдержанный Гоша, что ни единого грубого слова никогда не употребил при мне. Его и правда все так достало? В том числе и я?

– Прости, – пробормотала я, чувствуя себя дрянью конченой. Что я за жена, если в упор не видела, до чего он уже дошел, погрузившись только исключительно в страдашки о недостаточности интереса и желания с его стороны. Эгоистка. Все мне. Для меня. – Гошенька, прости меня.

Я протянула руки, желая обнять его, но муж опять шарахнулся, будто мои прикосновения могли его обжечь, и быстро ушел в спальню, хлопнув дверью.

***

Конечно, мне стоило все равно пойти и лечь с мужем. Но я отчего-то не смогла себя заставить. Не могу я вот так все время. Чувствовать себя навязывающейся, капризной прилипалой. Или нищенкой, что стоит с протянутой рукой, выпрашивая у него хоть каплю ласки. А еще боялась нарваться на еще большее количество злых, обидных слов, забыть и простить которые потом будет трудно. Ведь я верю, что «потом» у нас обязательно будет. Времена настанут полегче, тучи разойдутся для нас. Оба перетерпим, успокоимся, и все вернется. Ведь если у людей есть настоящие чувства, то они не могут взять и уйти безвозвратно. В никуда. Так ведь?

С утра тошнило, опять ломило все суставы, голова просто раскалывалась. Я вытряхнула в ладонь голубую пилюлю и с полминуты колебалась, глядя на нее. Может, и правда ну ее к черту эту недостижимую изящность. Ведь полюбил меня Гошка не за худобу, да и сейчас что-то появляющаяся вроде стройность не сильно-то мне помогает вернуть его внимание. Потому что не в том причина. Теперь я это знаю. Нужно время и терпение. Просто… для того, чтобы терпеть и ждать, тоже нужны силы. А я ощущаю сейчас себя разбитым корытом. Ну как я такая смогу поддерживать мужа? Только опять эгоистично ныть, как мне плохо. Будто ему и без меня хлопот не хватает. Так что это в последний раз. Завтра я прекращу. Буду очень стараться.