Слышались плач и стоны раненых; гудел, пожирая бревенчатые стены, огонь. Из уцелевшего сарая жители вывели четырех лошадей и повозку. Еще одна, сломанная, стояла у оврага за домами. Старшина селения, тот самый крестьянин с топором, сказал Эльханту:
– Колесо в ей надо поставить. Это мы щас сделаем.
Эльхант только что умылся водой из колодца и теперь разглядывал тела солдат, лежащие рядком на траве. Из охраняющего селение небольшого отряда не осталось никого: орки наскочили неожиданно и первым делом взялись за воинов, а уж потом занялись остальными. Мирных поселян было от силы полторы дюжины, среди них лишь трое крестьян, остальные – эльфийки и дети. Телега Кучека, который так и не покинул ее, стояла в стороне. Лохматый черный конь щипал траву, голем сидел неподвижно, иногда поворачивая голову, следя за происходящим. Он подъехал, когда все уже было кончено, и в схватке не участвовал.
– Я отряжу с вами полдюжины, – сказал Эльхант старшине и показал направление: – Поедете туда, в лесу большой лагерь. Он неподалеку. Возьмите припасы, если что не сгорело…
Услышав последние слова, к ним подошла Лана, до того наблюдавшая, как солдаты помогают крестьянкам переносить раненых к повозке.
– Ты отрядишь солдат? – спросила она. – Или я ослышалась?
Эльхант и старшина взглянули на нее.
– Не ослышалась, – произнес агач.
– Нельзя разбивать отряд! – отрезала Лана. – Прежде чем кого-то отсылать, ты должен посоветоваться. Я не разрешаю…
Повернувшись к ней спиной, Эльхант крикнул:
– Эй, слушайте!
Множество лиц повернулось в его сторону, и Септанта продолжал:
– Я приказал, чтобы полдюжины солдат сопровождали телеги до лагеря. В лесу могут напасть орки или мертвоживые. Эти, что наскочили на вас, – их слишком мало. Обычно зеленые не ходят стаями меньше, чем в две дюжины. Значит, где-то неподалеку есть еще. Но амазонка не хочет – говорит, мы не должны разбиваться. Что скажете?
Воцарившуюся тишину нарушил Орхар.
– Так что же, дукс… – проворчал он, вытирая рукавом нос. – Надоть кому-то, канешна, с ними идти. Тут же, погляди… – он ткнул пальцем в крестьян. – Токма трое, кто биться может, осталось.
Лицо Ланы побагровело, и брови сошлись над переносицей, в точности как это было у ее отца, когда он рассердился на Септанту в шатре.
– Женщины тоже могут сражаться! – рявкнула она. – Ты, рядовой, заткнись! Если…
Септанта заговорил, но Лана молчать не собиралась, и тогда он повысил голос:
– Ты обучалась у питшей?
– Что?.. – Амазонка от неожиданности запнулась. – Да. О чем ты, дикарь?
– Дочки богатых сидов часто учатся в туате калин. Они хорошие воительницы. Но эти крестьянки умеют шить и готовить, не убивать. Если даже небольшая стая орков или отряд мертвоживых заметит обоз – их перережут. Или ты забыла, что не у всех богатые отцы? Что не все могут отправить своих детей на обучение к Баркентинским горам?
Словно устав от такой длинной речи, Эльхант кивнул, показывая крестьянам, что можно продолжать сборы, и пошел к телеге с Кучеком. У стоящей за его спиной Ланы лицо напряглось, и рука, сжимающая меч, задрожала – казалось, она готова броситься за кедром и вонзить клинок ему между лопаток. Затем амазонка ссутулилась, опустив голову, резким движением отправила меч в ножны.
– Разделитесь, – велела она. – Половина будет сопровождать телеги.
Солдаты переглянулись, а Орхар лишь покачал головой.
Эльхант остановился над трупом орка. Могучее тело, залитое темной кровью, напоминало груду покрытых мхом булыжников. Агачу пришло в голову, что с виду орк – нечто среднее между големом и эльфом. Куда здоровее последнего, но заметно проворнее первого. Приплюснутые черты лица, зрачки желтые, белки покрыты сетью красных прожилок, тупые клыки, шершавая шкура и коричневая сыпь на ней… Значит, песня филида успела подействовать. Если бы он допел заклинание до конца, орки покрылись бы волдырями и язвами. Зеленокожего опоясывало широкое железное кольцо, поддерживаемое кожаными ремешками, перехлестнутыми через плечи; другое, поменьше, было на шее, еще четыре на руках и ногах. От тела шел тяжелый кислый дух – это был их естественный запах.
