Септанта некоторое время молчал, затем медленно поднял руку и ткнул пальцем в сторону холма.
– Там происходит такое, чего я не понимаю…
– Да они просто колдуют… – удивилась амазонка.
– Колдуют… Это незнакомая магия, сыны омелы делают это не так. Сила фей… слишком необычна.
Лана покачала головой, глядя на деревья, за которыми скрывался холм.
– Ты и вправду чувствуешь магию. Наверное, ты можешь стать друидом.
Эльхант вновь сел, тяжело привалился к стволу. Плещущаяся вокруг холма магия фей пронизывала его тело, покачивала, будто сухую ветку на речных волнах.
– Нет, не могу. Альвар… Отец пытался научить. Чувствую… Да, чувствую, иногда вижу ее. Но не могу, даже как бард – повторить созданное другими заклятье, даже на это неспособен. Могу запомнить, хотя и с трудом, могу произнести, но ничего не происходит, слова не становятся магией. И песни сынов омелы плохо держатся в голове. Меня беспокоит эта сила. То, что делают феи.
– Но почему? Что в ней такого? Феи издавна живут в лесах и всегда помогали нам, если мы просили…
Эльхант поднял руку, и Лана замолчала, когда он приложил ладонь ко лбу.
– Я знаю, что все просто, – произнес агач с закрытыми глазами. – Есть ты, есть другие. Среди них есть свои, есть враги. Своим надо помогать, врагов – убивать. Тебе остается лишь решить, как это делать, и все. Но из-за… – он медленно повел рукой в сторону холма. – Из-за этого начинаю понимать: есть что-то еще. Под всем… Под всем спрятано что-то темное и непонятное. Сложное…
– Мадред, – сказала Лана. – Друиды говорят: Артар – все мужи, Мара – жены, а Мадред – то темное, что есть в каждом сыне и каждой дочери Высокого Древа.
Они замолчали, думая каждый о своем. Для Ланы, чья мать умерла сразу после родов, воспитывавшейся сначала среди неразговорчивых и суровых мужей-доиров, а после – среди еще более суровых питшей, жизнь так же представлялась простой и ясной. Она не видела ничего необычного в магии фей, не верила в восставшего из праха Горака… но она знала сынов омелы, знала, на что они способны.
– Почему друиды изгнали Альвара? – спросила она.
Глаза Септанты раскрылись, и он посмотрел на амазонку.
– Ты не знаешь?
Она пожала плечами:
– Лишь слухи. В шесть лет отец отдал меня на воспитание питшам. Там говорили, что Альвар Гай пытался убить оллама.
– Ложь. Он… он сделал другое. Хотел сделать. Я не буду говорить об этом. Я…
Что-то произошло на холме – волны, накатывающие все быстрее и быстрее, вдруг схлынули, а потом из вершины будто ударил фонтан, так что затрепетали листья на деревьях по всей округе, закачались ветви, и не только Эльхант, но и другие ощутили этот всплеск. Агач зажмурился. Его рассудок закрутило в водовороте… И тут же все кончилось – наступила тишина, волны силы перестали биться в разум Септанты, как вышедшая из берегов река в одинокое дерево, грозя подмыть и опрокинуть его.
– Летит, – произнес Орхар.
Это оказалась Поэми – раскрасневшаяся, с растрепанными волосами. Когда она возникла среди деревьев, пирси со всех сторон устремились к ней, что-то взволнованно пища. Не обращая внимания на остальных, Поэми подлетела к Эльханту и сказала:
– Владычица передает, что вы можете возвращаться.
– К холму! – громко произнесла Лана, и эльфы начали подниматься на ноги.
Крылья Поэми затрепетали, она тихо застонала, покачиваясь. Темно-синие глаза закатились, фея перевернулась спиной книзу, падая в траву. Шагнув вперед, Эльхант подхватил ее.
