Битва за безмолвие. В поисках «византийства» - страница 6



«Итак, прекрасный город Константина, предмет всеобщих похвал и повсюдных разговоров, был истреблен огнем, унижен, разграблен и лишен всего имущества, как общественного, так принадлежавшего частным лицам и посвященного Богу, бродяжническими западными племенами, большею частию мелкими и безвестными, соединившимися между собою для разбойнических морских наездов и двинувшимися против нас под благовидным предлогом небольшого уклонения от предпринятого будто бы пути на помощь Исааку Ангелу и сыну, которого он к несчастию родил на погибель отечества и которого они привезли с собою, как самого отличного и самого дорогого своего спутника. Сонливость и беспечность управлявших тогда римским государством сделали ничтожных разбойников нашими судьями и карателями!

…В тот день, когда город был взят, грабители, врываясь в обывательские дома, расхищали все, что находили в них, и затем пытали домовладетелей, не скрыто ли у них чего-нибудь еще, иной раз прибегая к побоям, нередко уговаривая ласкою и вообще всегда действуя угрозами. Но так как жители, разумеется, одно имели, а другое показывали, – одно выставляли на глаза и отдавали, как свое имение, а другое сами грабители отыскивали; так как, с другой стороны, латинские солдаты не давали поэтому пощады никому и ничего не оставляли тем, у кого что-нибудь было; так как они не хотели иметь с покоренными общения даже в пище и содержании, но держали себя в отношении к ним высокомерно, несообщительно, – не говоря o других обидах, обращали их в рабство, или выгоняли из дому, то вследствие всего этого полководцы их решили предоставить городским обывателям свободу по желанию удалиться из города. Собравшись обществами, жители потянулись таким образом из города – в изорванных рубищах, изможденные невкушением пищи, с изменившимся цветом тела, с мертвенными лицами и глазами, обливавшимися кровью, потому что в то время плакали более кровью, чем слезами. А поводом к плачу для одних была потеря имущества, другие, не принимая в расчет потерю его, как еще не великую беду, оплакивали похищение красивой дочери-невесты и растление ее, или сокрушались потерею супруги, и вообще всякий, идя по дороге за город, имел довольно причин к горести».

Кто Богу мил?

Между тем, пока западные рыцари обживались в захваченном Константинополе и делили сокровища, земли, титулы, принципиальный Симон де Монфор отправился в иной крестовый поход в абсолютно противоположную сторону – во французский Лангедок. Там пустила глубокие корни ересь, которой в равной степени интересовался и нацистский исследователь Отто Ран, и советский писателей Еремей Парнов, автор бестселлера «Ларец Марии Медичи».

Оба этих столь несхожих персонажа явно симпатизировали жертвам де Монфора – катарам (от слова чистые) или иначе альбигойцам (от города Альби). Но родом учение сих еретиков было из Болгарии, где они называли себя богомилами. И системные гонения на них предпринял впервые император ромеев Алексей Комнин. И он же был инициатором Первого крестового похода, призвав христиан Запада отвоевать у сарацинов Иерусалим.

Таким образом, Симон де Монфор, сражаясь в Лангедоке, продолжал вольно или невольно политику этого гениального императора. Учение богомилов и катаров вкратце сводилось к тому, что не просто «мир во зле лежит» в результате человеческого грехопадения, но изначально создан злым демиургом (творцом), каковым они считали Бога Ветхого Завета, не желая отождествлять Его с Отцом, пославшим Иисуса, не видя Троицы. Соответственно, и материя, как таковая, была для них злом, а значит и не могла быть преображена Божественными энергиями.