Впрочем, последнее в «пред апокалиптические» времена в России смеялось сквозь зубы, боясь попасть под статью «об оскорблении чести и достоинства», а то и под более тяжкие статьи об «экстремизме» и «посягательстве на власть» – затем загреметь в места «не столь отдалённые» и жалеть о длинном языке всю оставшуюся жизнь. Промежуточным вариантом для достигших успеха и остановившихся в развитии личностей, было банальное спаивание своего организма и деградация вследствие этого.
Наш генерал пошёл по-другому – самому редкому и трудному пути – он служил с рвением фанатика, решившего, что именно он, генерал-лейтенант Васильев Валентин Иванович, ответственен за безопасность всей страны. При этом, не обращая внимания на колкие замечания злопыхателей, злословящих, что служит он не стране и, тем более, не народу, а ворюгам чиновникам и близким к ним олигархам.
Служба в «конторе» на протяжении без малого тридцати лет научила его не удивляться ничему. Всё было за его богатую на события карьеру: стрелялось начальство, уличённое в мздоимстве; вешались или травились подчинённые, разочарованные в службе; подставляло без числа политическое руководство, сливая спецов, как помои – в угоду сиюминутной политической конъюнктуре – всё увидел и всё пропустил через себя Валентин Иванович.
Но, то что он услышал в трубку телефонного аппарата поразило его словно гром среди ясного неба (извините за замыленность сравнения).
А услышал он следующее: «Генерал, вы и ваши сотрудники со всем оборудованием, техникой, агентурой переходите в полное подчинение тех, кто сейчас прибыл к вам от наших, гм, условных друзей».
– Васильев, вы всё поняли? – допытывались на том конце «провода» – Повторяю именно для вас, Валентин Иванович: никакой самодеятельности и самоуправства. Вы со всеми «потрохами» переходите в подчинение, прибывшей к вам группы.
– Я понял, господин куратор. – выдавил из себя старый служака, оскорблённый в самой глубине своего сознания.
– Валентин Иванович, от вашего понимания и дисциплинированности, возможно, зависят судьба оставшегося человечества. – ещё раз повторила личность, которую генерал назвал куратором.
– Так точно! Ваши пожелания будут выполнены в точности – чрезмерно наигранно ответил Васильев.
– Дружище, не обижайся! Самому тошно от своих же распоряжений. Пожалей меня хоть ты. Вам всем есть кого упрекать во всех смертных грехах, а мне роптать остаётся только на небеса. Но, они, судя по всему, от человечества давно отвернулись и больше нас не слышат или не хотят слышать, что скорее всего. И поделом всем нам. – на том конце провода впервые прорезались человеческие ноты.
– Понял я тебя прекрасно и осознаю твою правоту, но… противно и обидно – был ответ генерала своему телефонному собеседнику.
– Противно и обидно то положение, в котором, в том числе и по вине таких, как мы с тобой, оказалось всё человечество, вернее, его жалкие остатки. – поправил Васильева «куратор».
– А мы то с тобой при чём? Мы верно служили своим народам, не воровали и не предавали! – возмутился Валентин Иванович
– Мы слишком рьяно, без разбора служили, дружище. Служили даже тем, кого необходимо было пристрелить, как бешенных собак.
– Не забывайте, их выбрал народ!
– Полноте, генерал, не нам ли с тобой знать истинную цену любым выборам в любой стране, которая существовала на карте мира до кризиса. Не надо строить из себя наивного. Уж тебе то, старый лис, не знать обо всех подковёрных интригах того времени!
