– Милый Пруткец, думаю, граф Девиер прав. Люди видят в нём сурового воина, рубящего чудищам головы, а не богатого придворного с помадой на губах. Обойдёмся самым малым – пусть будет поближе к народу.
– Но…
– Никаких «но»! – строго обрезал принц.
– Жаль. Чувствую, муза сегодня со мной, и я готов творить во благо искусства, – расстроенно вымолвил парикмахер и с силой захлопнул чемоданчик.
К счастью, при всей его жеманности и творческой тяге сделать из меня нечто, он проявил профессионализм. Результат мне понравился – парикмахер отработал идеально. Сейчас бы фотоаппарат, чтобы запечатлеться на паспорт, но чего нет – того нет.
К вечеру мы с принцем несколько раз отрепетировали, что и как я должен сказать на суде. Фредегар беспощадно заменял неуместные слова, исправлял ударения и задавал интонацию, выжимая максимум из далеко не красноречивого меня.
– Запомни, Фил, судьи должны поверить каждому твоему слову! А главное, толпа должна поверить каждому твоему слову! – наставительно твердил он. – Советник Синмар не будет сидеть как истукан, он постарается сделать из тебя всеобщее посмешище! Ох, поверь, колдун это умеет. В качестве обвинителя он выиграл все Большие суды. Ты ведь не хочешь, чтобы мы сели в лужу, а?
– Конечно же, нет! – уверял я, не на шутку озабоченный успехами Синмара.
Легко ему говорить, со мной не занимался учитель риторики с малых лет или, как его называли здесь, мастер ораторского искусства. Фредегар пытался избавить меня от въевшихся в каждое предложение паразитов типа «э-э-э», «ага», «ы-ы-ы» и «ну», заодно давал советы:
– Пойми, лучше говорить замысловато, будто мудрец, чем как деревенщина.
– Не переживай, Фред, нестандартная речь – мой конёк.
Теперь я был уверен, сложностей не возникнет. Достаточно вставить в предложение пару словечек из родного мира, и речь зазвучит непонятно, а главное – загадочно для остальных.
***
И вот настал час Большого суда. Для Алькасара это самое настоящее шоу. Как и на празднике Огня, посреди площади установили высокие трибуны для знати и сцену, на которой красовались тринадцать мягких стульев. Три для Фредегара, Хамиша и Фалша, семь судьям, один обвинителю, то есть вашему покорному слуге, один вызываемым свидетелям, если таковые вообще будут, и последний подсудимому, который в то же время являлся сам себе адвокатом.
Позади судей, в первом ряду, разместилась высшая знать, за ней – остальное дворянство, военные и маги. Жители и гости столицы толкались внизу, пытаясь пробиться поближе к действу. Равнодушных не было – слух о предательстве Синмара уже успел распространиться по улицам города. Дважды страже пришлось хвататься за мечи и алебарды – вспыхивали стычки между приверженцами колдуна и недовольными им.
Мы с Фредегаром и Фалшем стояли на сцене, когда из замка выехали герцог Артийский и советник. Их охраняла конница в три кольца, но даже такая защита не спасла Синмара от обстрела гнилыми помидорами. Они летели в колдуна со всех сторон, не щадя ни лицо, ни алую мантию. На секунду мне стало жаль Синмара, но лишь на секунду. Я вспомнил, сколько горя двуликий маг принёс Аше, и мне захотелось разорвать его на множество мелких кусочков.
Взойдя на сцену, Хамиш соорудил дружелюбную мину и поприветствовал народ. Он уверял, что всё это из-за глупости племянника, но из толпы раздались недовольные «фу». Толстяк в сердцах выругался. Фредегар забавлялся, радуясь, пускай и незначительной, но всё же победе над дядей.
