Битые собаки - страница 77



Пришлось топить. Даже более того. Отремонтировали подъездные пути-дороги. Поснимали наружные светильники. Поставили детям качели, навозили песку. Потом пришли пионеры с лозунгом «Зелёному другу – зелёный шум!» и под барабанную дробь наглухо блокировали дом молодой рощицей. Тут, понятно, все догадались, что за друг такой, и пошло, и пошло…

– Тамарочка, милочка, это тебя кто вчерась проведывал? Не Анафтолий Михалыч, случаем?

А она, уперев руку в бедро, отвечает запросто, по-соседски:

– Он самый. Товарищ Подмарёв. А что?

Не успела поговорить – новый разговор:

– А скажи, милая, хахель твой к тебе так и ездит?

– Который, бабуся?

– Ну, энтот… котик-мурмотик… петушок…

– А-а! Товарищ Дундук. А куда он денется? Бывает, когда скажу.

– Эт хорошо, хорошо. Я уж, было-кесь, напужалась: чтой-то, думаю, машину евонную не видать? Насчёт ремонту я…

Вот и выходило, что и Подмарёв Анафтолий Михалыч, и Дундук-мурмотик могли многое, но Тамарочка супротив них могла вдесятеро. Взять хотя бы пивную будку. Как она её организовала – это же класс! В воскресение мужчины хором сказали «Тамарочка», а к вечеру в понедельник на газоне за новенькой будкой трава от мочи пожухла. А ведь сколько трудящиеся просили, писали, требовали… Изнервничались все, а проку? Если б не она, Тамарочка, ходили бы, как прежде, освежаться в тридесятый квартал.

И женщины, – не такие уж они беспонятные, чтобы своей пользы не видеть, – сменили первоначальную злость на ревность, да и то, – больше для острастки.

– Иван! – зовёт жена, перегнувшись через балконные перила. – Ваня! Ужинать!

Блажен муж пригибается в толпе, как в кустарнике, и бормочет:

– Меня нет. Я пошёл к Артёму.

– Его нет! Он пошёл к Артёму! – честно отвечают двое отзывчивых в один голос.

– А ты чего рот раззявил? – слышится тремя этажами ниже, у самой земли. – Свербит? А ты сходи, сходи… Больно ты ей нужен, замазурик. Мотать набок она таких не хотела… Там, девствительно, люди, – посмотреть приятно. Беспечут жену! Снабдевают семью! Из-под земли что хотишь достанут! И он туда же, алкаш рублёвый…

Это не злоба. Это мелочная женская месть. Не стоит обращать на неё внимание настоящим мужчинам, которых собралось уже человек двадцать, а то и больше.

– Давай, давай, давай! Ещё! Ещё! Так-так-так-так-так-так-так! Ещё разок! Ещё! Ну, с оттяжкой! Вот так! Вали! Ровней! Живей! Шуруй! Ах-ха! Ах-ха!..

Когда наступает передышка, толпой правит иллюзия полного соучастия, и каждый старается хотя бы морально подсобить Тамарочке в её трудном, но живом деле.

– Жми!

– Качай!

– Фугуй!

– Работай!

– Поспевай!

– Внедряй!

– Действуй!

– Претворяй!

– Выполняй!

– Осуществляй!

– Реализуй!

– Наддай!

– Пришпорь!

– Прибавь!

– Шибче!

– Круче!

– Ширше!

– Глубже!

– Дальше!

– Не тормози!

– Не подгадь!

– Не части!

– Не мелькай!

– Подтянись!

– Не отставай!

– Попусти!

– Придави!

– Дручком!

– Винтом!

– Вперёд! и так далее, включая реплику младшего брата, с акцентом, но достойно представляющего восторги национальных меньшинств:

– Ай, лубим руски баба! Ай, как лубим! Ай, маладесс!

Как правило, мужчины относятся к Тамарочке бережно, почтительно, можно сказать, благоговейно и взирают на неё так же, как читатели мужского пола на любимую поэтессу, искренне при этом забывая, что она тоже женщина. Тамарочка отвечает им полной взаимностью, имея опыт и взяв за принцип не пакостить соседу в карман, не давать, где живёт, и не жить, где даёт. За это её тоже ценят, женщины в особенности… Популярность у неё – куда там депутату Верховного Совета! Да и делает она куда больше, чем депутат. И хоть её деятельность не изливается благами в три ручья на всех и каждого, фиолетовцы знают, что у неё за спиной, как за каменной стеной. Столько она хорошего для них сделала, столько хорошего… Завтра, к примеру, воскресенье. Доминошники наиграли худо-бедно ведра на два пива, да ещё столько же Тамарочка поставит. Бесплатно. На водку она скупая, всех не упоишь, а вот побаловать мужчинок пивком по случаю седьмого светлого дня имеет женскую слабость.