– Я же говорила – в приятельских. Мы были одноклассниками.
– Трения, недоразумения, ссоры случались?
– Нет, – резко ответила я, поняв, куда клонит этот тип. – Мы и встречались-то крайне редко.
– Понятненько… – поскреб свой небритый подбородок худой. Потом торопливо записал что-то в бланк допроса. – Пистолет свой опознать сможете? – вдруг спросил он, и я почувствовала, что у меня по спине пробежал холодок.
Нет, нет, не может такого быть! Откуда тут взяться моему пистолету? Он у меня дома лежит. Точно, дома… Был…
Дыхание у меня участилось, и я на негнущихся ногах последовала за опером в гостиную, где находилось тело Егора. Правда, трупа там не было, очевидно, его уже увезли. Зато работало несколько человек – следователи, оперативники, эксперты…
Худой подошел к столу и поднял с него что-то. Я сначала не поняла, что именно, но потом, приглядевшись, увидела, что в полиэтиленовом пакете находится пистолет. Точно такой же, как и мой «макаров».
– Не ваш? – ядовито спросил опер.
– Скорее всего, нет, – качнула я головой. – Мой находится дома.
– Вы уверены? – снова спросил мент, но на этот раз я проигнорировала его вопрос. – Так вы можете сказать, ваше это оружие или нет? – настаивал опер.
– Оно очень похоже на мое, – выдавила я из себя. – Но я не могу сказать наверняка. Нужно просто сверить номера на оружии и на документах, и все станет ясно.
– Не учите меня, что делать, – огрызнулся мент и всмотрелся в номер на оружии. – Разрешение у вас хоть при себе?
– Нет, я же сказала, – покачала я головой. – Зачем оно мне, если я не брала с собой оружие?
– Хорошо, это мы проверим, – опер положил ствол себе в карман и хмуро посмотрел на меня.
– Проверьте, – поддакнула я. – Только уж, пожалуйста, потщательнее.
– Без вас разберемся, – грубо отозвался он, и это окончательно меня взбесило.
– А почему вы позволяете себе разговаривать со мной таким образом? – вспылила я.
– А потому, что вы – главная подозреваемая в совершении убийства, Татьяна Александровна, – спокойно ответил мент и направился в сторону от меня.
– На каком основании? – вновь возмутилась я. – Вы не имеете права! Презумпцию невиновности еще никто не отменял!
– Ух ты! – покачал головой опер. – Слов-то каких понахватались… Докажем мы вашу вину, – устало добавил он.
– Попробуйте! – едва сдерживаясь, выкрикнула я. – У меня не было никаких оснований убивать его! И потом, вам никогда не найти никаких следов на оружии! – добавила я, имея в виду, что я не дура и, естественно, не стала бы трогать пистолет. Тем более что я его вообще не заметила.
Но опер истолковал мои слова иначе. Он остановился, обернувшись ко мне, и проговорил:
– А откуда вы знаете, что на оружии нет следов? – вкрадчиво спросил он.
Я прикусила язык, но, кажется, было уже поздно.
– Я догадываюсь, откуда вам известно, что на пистолете нет отпечатков… – продолжил он. – Вы сами их и удалили… Так?
– Нет, не так! – запальчиво произнесла я. – Я вообще не видела пистолета.
– Ну это уже ваши проблемы… – отмахнулся опер, сочтя, видимо, что раскрытие дела у него уже практически в кармане. Только он не учел одного – у меня, Татьяны Ивановой, целая куча знакомых и друзей в милиции. И они не позволят обращаться со мной подобным образом и ни за что ни про что посадить меня за решетку за убийство, которого я не совершала.
Я промолчала, не желая больше злить тощего опера. Он и так уже начал понемногу выходить из себя, понимая, что все его обвинения и выеденного яйца не стоят.
