– Давай с юристом обсудим.
– Я знаю, – Борис спокоен. – Мы уже поговорили. Я тебе после планёрки расскажу.
– Отлично, – Гриша обводит идею Бориса в ежедневнике.
Заявка Бориса – это объявление войны или просто так совпало? Оба ведут себя как обычно. И если Борис не блефует, тема действительно перспективная. Я штрихую в ежедневнике квадрат так густо, что вместо квадрата получается дыра.
В лице Бориса нет вызова или высокомерия. Оно бесцветно, как остывающий бульон. За плёнкой скользящего взгляда может быть что угодно: от скрытой насмешки до усталости, которая мучает нас всех перед планёрками и рассеивается ближе к полудню, как утренний туман. Знает ли он о нашем заочном соперничестве?
– У тебя что? – будит меня Гриша.
– Есть обратка от жителей Гранитной. Это новый микрорайон. Коммунальщики расковыряли единственный проезд во дворы…
– А когда починят?
– Не знаю, но сейчас там коллапс. Фотографии есть.
Гриша хмурится и застывает на секунду, как восковая фигура с остро очерченным подбородком.
– Просто если починят сегодня в пять часов, а ты сдашь материал в три, он никому не нужен будет. Узнавай у водоканала, надолго ли раскопали, там решим. Что ещё?
В два часа митинг дольщиков «Алмазов».
– Они согласовали? – вздыхает Гриша.
– Да.
– Это очередная постановка Алфёрова, – вмешивается Борис. – Постоят с плакатами и разойдутся.
Алфёров – местный депутат, взявшийся отстаивать права дольщиков. Я молчу. Сентенция Бори ставит крест на теме. Гриша молчит. Я не выдерживаю:
– Не ходить, что ли? Мне без разницы.
Мне в самом деле без разницы. Я не испытываю к дольщикам особой теплоты, может быть, потому, что никогда не нуждался в жилье сам. Работа с ними – это всегда изнурительный марафон. Сначала они обращаются в редакцию со слезами и просьбами рассказать об их беде, но через полгода, озверев от бессилия, переходят на приказной тон и требуют новых материалов. Их требования всё громче, читательский интерес всё меньше, и в этом охлаждении им мерещатся заговоры. Наиболее ушлые считают, что редакция должна перейти на круглосуточное освещение их душевных мук. На отказы они реагируют болезненно и пишут в своих чатиках, что ещё одну редакцию «алмазовцы купили с потрохами».
– Ладно, сходи, – соглашается Гриша после раздумья. – Там полиции много будет, может быть, кого-нибудь повяжут. Если начнётся толкотня – не жди, сразу оттуда пиши.
– Да понятно.
– Ничего не начнётся, постоят и разойдутся, – снова вмешивается Борис. – Всё это спектакль перед выборами.
Я молчу.
– Ещё что-то есть? – спрашивает Гриша.
– Там много обраток пришло, и пара есть интересных, но я ещё не вник до конца, – раздаю я авансы. – В течение дня скажу, что можно взять в работу.
– Так, – обращается Гриша ко всем. – Просыпайтесь. Пока я вижу только две темы про операцию силовиков и аварию с главой района. Интервью с матерью пропавшей девочки – это нужно делать, Боря, не затягивай. Мало, всё равно мало. Ищите, звоните: в городе всегда что-то происходит, и вы должны узнавать об этом первыми.
Мы бесшумно расходимся.
