Это было действительно остроумно, и все мы рассмеялись. Но, увы, то, что говоривший понимал под реальностью, было реальностью эмпирической науки, – грубо говоря, тем, что может быть воспринято органами чувств человека или их искусственными продолжениями (микроскопами, телескопами, фотографическими пластинками и т. д.). Все, что лежит за пределами этой узкой сферы, что так или иначе касается человеческой души, или Бога, или вечности, объявляется ненаучным, а следовательно, нереальным. Всю свою жизнь я изучал науку только для того, чтобы прийти к неприятному выводу: она не то чтобы неверна, но чудовищно ограничена и замкнута в очень узкой сфере. Если человеческие существа состоят из материи, тела, разума, души и духа, наука сносно разбирается только в материи и теле, но очень слабо – в разуме и совершенно игнорирует и душу, и дух.
А мне больше не хотелось заниматься материей и телами, я был сыт по горло истинами о них. Я желал узнать больше о разуме и еще больше о душе и духе. Я хотел, чтобы в хаосе фактов, которые мне приходилось переваривать, появился хоть какой-то смысл.
Так получилось, что я наткнулся на каталог книжного магазина Shambhala Booksellers. Я ушел из аспирантуры, прекратил работу над диссертацией, удовлетворившись степенью магистра; последнее яркое воспоминание, которое осталось у меня от аспирантуры, – ужас, нарисованный на лицах профессоров, когда я рассказал им о своих планах написать книгу о «сознании, философии, душе и всем таком». Чтобы оплачивать аренду квартиры, я устроился мойщиком посуды. Я зарабатывал 350 долларов в месяц и каждый месяц около сотни долларов отправлял в Shambhala за книги, которые заказывал по почте.
И я таки написал свою книгу. Мне было двадцать три года, книга называлась «Спектр сознания» (The Spectrum of Consciousness). К счастью, она вызвала восторженные отзывы. Во многом именно положительная реакция придала мне сил двигаться дальше. В последующие пять лет я мыл посуду, работал помощником официанта, в бакалейном магазине и написал еще пять книг[18]. К тому времени я практиковал медитацию в традиции дзен-буддизма почти десять лет; книги имели большой успех, и я был абсолютно доволен. Девять лет я был счастливо женат, а потом – счастливо разведен (мы до сих пор остаемся хорошими друзьями).
В 1981 году я переехал в Кембридж в попытке спасти журнал ReVISION[19], который за три года до этого мы основали вместе с Джеком Криттенденом. ReVISION был примечателен во многих отношениях, в первую очередь благодаря организаторской энергии и проницательности Джека. В эпоху, когда кросскультурная философия и междисциплинарные исследования, как правило, игнорировались, он стал чем-то вроде маяка для тех ученых и интеллектуалов, кто интересовался сравнительными исследованиями Востока и Запада и работами, находящимися на стыке науки и религии. Например, мы первыми опубликовали обстоятельные работы по голографической парадигме, написанные Карлом Прибрамом, Дэвидом Бомом, Фритьофом Капрой[20] и другими. Позже я опубликовал эти статьи в сборнике под названием The Holographic Paradigm: Exploring the Leading Edge of Science.
Верится с трудом, но журналом занимались всего два человека. Я, живя в Линкольне, отвечал за общую редактуру, а Джек, обитавший в Кембридже, занимался всем остальным: корректурой, набором, версткой, печатью, рассылкой. Наконец он принял на работу в отдел подписки девушку, невероятно умную (и невероятно красивую), и очень скоро женился на «отделе подписки», а «отдел подписки» вскоре забеременел. Джеку пришлось оставить ReVISION, чтобы подыскать себе настоящую работу, а я отправился в Кембридж, чтобы выяснить, можно ли спасти журнал.
