Или один из моих старых припадков.
В первом ряду сидел случайно доктор. Как по заказу.
Я упал к его ногам. Мое сердце перестало биться,
И несколько мгновений, как кажется, прошло,
Пока оно толкнулось и снова потащилось
По более решительному назначению.
Теперь прошу вас дать мне ваше полное внимание.
Я не могу сказать откуда, но я знал, что я переступил
700 Рубеж. Все, что я любил, было утрачено,
Но не было аорты, чтобы донести о сожалении.
Резиновое солнце после конвульсий закатилось —
И кроваво-черное ничто начало ткать
Систему клеток, сцепленных внутри
Клеток, сцепленных внутри клеток, сцепленных
Внутри единого стебля, единой темы. И, ужасающе ясно
На фоне тьмы высокий белый бил фонтан.
Я понимал, конечно, что он состоит
Не из наших атомов, что смысл того, что я видел,
710 Не наш был смысл. При жизни каждый
Разумный человек скоро распознает
Обман природы, и на глазах у него тогда
Камыш становится птицей, сучковатая веточка —
Гусеницей пяденицы, а голова кобры – большой,
Угрожающе сложенной ночницей. Но что касалось
Моего белого фонтана, то замещаемое им
Могло, как мне казалось, быть
Понятно только для обитателя
Этого странного мира, куда я лишь случайно забрел.
720 Но вот я увидал, как он растаял:
Хотя еще без сознания, я снова был на земле.
Мой рассказ рассмешил доктора.
Он усомнился, чтобы в состоянии, в котором
Он меня нашел, «можно было галлюцинировать
Или грезить в каком бы ни было смысле. Позже – возможно,
Но не во время самого коллапса.
Нет, мистер Шейд». Но, Доктор, я ведь был загробной тенью
[13]!
Он улыбнулся: «Не совсем, всего лишь полутенью».
Все же я не уступал. В уме я продолжал
730 Переигрывать все, что было. Снова я сходил
С эстрады, и мне было странно, жарко,
Я видел, как тот субъект вставал, и опять я падал,
Не потому, что скандалист ткнул трубкой,
А, вероятно, потому, что срок настал
Толкнуться и затрястись дряблому дирижаблю,
Старому расшатанному сердцу.
От моего видения дуло правдой. Оно имело тональность,
Сущность и необычайность своей особой
Реальности. Оно существовало. Меж тем как проходило время,
740 Его бессменная вертикаль сияла победно.
Часто, раздраженный наружным блеском
Обыденщины и раздора, я обращался внутрь себя, и там,
На заднем плане души, стоял он,
«Старый Верный», как гейзер в Йеллостонском парке.
Его присутствие всегда дивно меня утешало.
Потом я как-то раз наткнулся на то,
Что показалось мне параллельным явлением.
Это была статья в журнале о некой госпоже З., чье сердце было
Возвращено к жизни массажем руки проворного хирурга.
750 Она рассказала репортеру о «Стране
За Пеленой», и рассказ заключал в себе
Намек на ангелов, и сверкание цветных
Окон, и тихую музыку, и кое-что
Из книги гимнов, и голос ее матери;
Но в конце она упомянула дальний
Ландшафт, туманный сад, и – дальше я цитирую:
«Вдали за садом, как будто через дым,
Я мельком разглядела высокий белый фонтан – и проснулась».
Если на неназванном острове капитан Шмидт
760 Видит нового зверя и ловит его
И если немного позднее капитан Смит
Привозит оттуда шкуру, то этот остров не миф.
Наш фонтан был указательным столбом и знаком,
Он объективно существовал во тьме,
Крепкий как кость, вещественный как зуб,
Почти банальный в своей мощной правде!
Статья была написана Джимом Коутсом.
Джиму я сразу написал. Получил от него ее адрес.
Проехал триста миль на запад, чтобы с ней поговорить.
770 Прибыл. Был встречен пылким мурлыканьем.
Увидел эти голубые волосы, веснусчатые руки, восхищенный
