Блеск и нищета сумасшедших - страница 11

За столом на посту сидит необъятных размеров женщина лет шестидесяти. У неё три подбородка и два живота. Наверное, если посмотреть на неё сверху, она будет выглядеть как идеальный круг. На носу у неё очки с толстыми линзами, а за ними – глаза-сканеры, пеленгующие пространство на предмет того, к чему можно придраться. Этого человека вы уже знаете.

Это Жаба Ивановна.

Ходит по больничке даже такая шутка, что настоящие жабы обижаются, когда узнают её прозвище. У неё есть много не очень приятных черт. И вот две главные:

1. 90 % времени Жаба не говорит, а орёт, при этом не брезгуя самыми грязными выражениями.

2. Она постоянно закрывает туалет.

Второе не кажется особо страшным, но это только с первого взгляда. Туалет закрывается на замок, ключ лежит у неё. Обычно замок этот вешается только на время раздачи лекарств, но не в Жабину смену. Она всегда найдёт повод повесить этот замочек. Как и сейчас, например.

– Жанна Ивановна, можно в туалет, я очень хочу по-маленькой! – подошёл к ней Лунтик, а вместе с ним ещё несколько шизиков.

– КАКОЙ ТУАЛЕТ, ВЫ ТАМ ВСЕ ОХУЕЛИ, ЧТО ЛИ, СКОТЫ? ТИХИЙ ЧАС! ЗАШЛИ В СВОИ ПАЛАТЫ! – рявкнула Жаба. От этого крика проснулось пол-отделения.

– Ну пожалуйста, я не могу больше терпеть! – умолял Лунтик.

Жаба сделала свой любимый трюк – ударила кулаком по столу с таким грохотом, что проснулись даже люди из дальних палат.

*ШАРАХ!*

– ТУАЛЕТ ЗАКРЫТ! – заорала Жаба ещё громче. – ВСЕ ЗАШЛИ ПО СВОИМ ПАЛАТАМ! ПО ПАЛАТАМ, Я СКАЗАЛА!

– Ну пожалуйста, Жанна Ива…

*ШАРАХ!*

– Я ЖДУ! – заорала Жаба.

И после этого начинается самое интересное. Шизики, поняв, что посещение туалета им не светит, собираются у мусорного ведра посреди коридора и начинают справлять нужду прямо туда. Ведро оказывается дырявым, и моча растекается по всему коридору.

– ДА ВЫ ОХУЕЛИ?! – заорала Жаба. – СЕЙЧАС ВСЕХ НАХУЙ В СЕДЬМОЙ ПРИЕБАШУ, СУКИ!!! РАЗБЕЖАЛИСЬ ПО ПАЛАТАМ!

*ШАРАХ!*

– Я ЖДУ! Смирнов, Богатыренко, вы первые на вязки. СМИРНОВ!!!

Шизофреник Смирнов, не успевая натянуть штаны, в панике даёт дёру от ведра, но наступает на собственную штанину и падает в лужу мочи, забрызгав всех стоящих рядом. Больные на него накидываются и избивают. Жаба смотрит на это с каменным лицом, после чего командует:

– СМИРНОВ, НА ВЯЗКИ В НАБЛЮДАТЕЛЬНУЮ ПАЛАТУ!

Под всеобщий смех Смирнова, полностью мокрого, ведут в седьмую палату. Казалось бы, все утихли, но тут в ситуацию вмешивается самый старый обитатель больницы – семидесятипятилетний дед Вова Стрельбун – тот самый, что надел Хрюше ведро на голову.

Дед Стрельбун был настоящим ветераном N-горской психушки. Ему было плевать абсолютно на всё – что есть, в какой палате лежать, чьи вопли слушать, какие лекарства получать – ничего не имело значения. Раз в неделю к нему приезжала сестра, привозя ему скромнейшую передачку всегда одного и того же содержания: пачка газет и блок сигарет «прима». Последними он никогда ни с кем никогда не делился.

– Дядь Вов, дайте сигарету… – жалобно проскулил как-то Масяня.

– Шшигарету? – прошепелявил Стрельбун.

Потом снял штаны, вывалил на всеобщее обозрение своё достоинство и закричал:

– ДЕРЖИ ШШИГАРЕТУ! Шошательную! Жа обе щеки! С красным фильтром! Будешь курить?

В общем, он клал эту свою сигарету на всё и на всех, и поэтому, невзирая на крики Жабы, подошёл к туалету и дёрнул за ручку. На двери висел замок – она не поддавалась.