— Оксана, если ты меня ещё раз заставишь встать, я тебя поколочу, — рявкнула я, перевернулась на другой бок и до ушей натянула одеяло.
— Настя, это я, — послышался голос Воронцова из коридора.
— К чёрту, к чёрту, — ворчала я, ещё сильней укутываясь в одеяло. — Идите все к чёрту…
— Если ты так не хочешь вставать, я в состоянии и сам открыть дверь, ты же знаешь, — насмешливо заявил Марат и, судя по звукам, уже начал ковыряться в замке.
— Сейчас сама открою, — сказала я и добавила почти шёпотом: — И по башке тебе настучу.
— Что? — грубо спросила я, раскрыв дверь теперь уже перед Воронцовым.
— Я вызвал врача, обещал через час приехать.
— Правильное решение. У твоей подруги явно беда с головой. Не лишним будет с доктором проконсультироваться. Только я-то тут при чём?
— Врача, Настя, я пригласил для тебя, — показывая ряд белоснежных зубов, заявил Воронцов. — Переохлаждение может вылиться в затяжную простуду. А пока доктор в дороге, полечим тебя народными средствами, — перед носом замаячил пакет с горчичным порошком.
— Не-е-ет, — мотая головой из стороны в сторону, протянула я.
— Да, Настя, да-а, — хоть и аккуратно, но бесцеремонно отодвигая меня назад, чтобы войти в комнату, пропел Воронцов.
Конечно, я сопротивлялась лечению и гнала Марата вон, но родственник на этот случай подстраховался и позвал с собой тяжёлую артиллерию в виде Нины Васильевны. А спорить с женщиной, я давно выяснила, – дело гиблое. Она весь мозг выклюет, но на своём настоит. Поэтому примерно минут через пять я сидела на кровати с кружкой малинового морса в руках и опустив ноги в таз с горячей водой, в которую Воронцов лично насыпал и размешал горчичного порошка.
— Вот, тридцать шесть и четыре, — сообщила я горе-докторам, вынув термометр из подмышки.
— Пониженная, — ахнула Нина Васильевна. — Ещё хуже, нежели высокой бы температура была. Я за мёдом, а ты, Марат, гляди, чтобы Настасья, пока не вернусь, ноги из таза не вынимала, и не забывай из чайника кипятка подливать, — дала указания женщина и спешно направилась к выходу.
— Слышала, ноги из таза не вынимать, — как для глухой повторил Воронцов, что вольготно развалился с ногами у меня на постели.
— Дурдом, — выдохнула я. — А всё твоя Оксана… если начала, то врала бы уже до конца. Зачем призналась? Сейчас бы я вся такая виноватая и коварная спокойно спала, а вы с Ниной Васильевной её бедную и замёрзшую мучили, то есть лечили.
— Настя, почему ты не ушла от Руслана, когда он ударил тебя? — Марат настолько застал меня вопросом врасплох, что я резко на него обернулась, а в голове промчалась мысль, укоротить бы Нине Васильевне её язычок чересчур болтливый и длинный.
— Я хотела, но… — опустив взгляд, тихо пробормотала я, но больше ничего сказать не смогла, ком подкатил к горлу. Муж ударил меня – этот факт я худо-бедно пережила, но то, что данный инцидент получил огласку и обсуждается, по крайней мере, домочадцами дома, обернулся неприятным сюрпризом. Противно быть в глазах людей жертвой насилия, особенно выступать в данной роли для Воронцова с Оксаной. Да, я ни в чём не виновата, но мне почему-то всё равно стыдно. Видимо, из-за этого чувства женщины, которые регулярно терпят от мужа жестокость, молчат и боятся, что окружающие узнают об их проблеме.
— Ты слишком сильно любила Руслана, поэтому и не ушла, — я молчала и Марат, сделав неверное предположение, закончил фразу за меня.
