– Молчи, говорить буду я.
Мы вошли. Дэд стоял в коридоре, взъерошенный, в одних трусах, ткнул мне мобильник под нос:
– Я не понял? Денис? Катя? Что это значит?
– Витя, Витя, – успокаивающим тоном проговорила Мамель, и как была, в сапогах и дублёнке, стала впихивать Дэда вглубь квартиры.
– Катя, дай я убью этого гадёныша, – нежно приговаривал Дэд.
– Тише, Витя, не волнуйся, выпей воды, у тебя же давление, я сейчас всё тебе объясню, ничего страшного не произошло.
– Ничего страшного?! – завопил Дэд в полный голос. – Мне только что звонила эта… Дина Михайловна! Наш сын подрался, избил своего друга! Как я в глаза буду смотреть отцу Антона?! Мы же с ним знакомы давно! Может, я чего-нибудь недопонимаю?!
– Витя, – ласково проговорила Мамель, открывая дверь в гостиную и заводя туда Дэда, – Антон в порядке, он не будет жаловаться, поскольку схлопотал за дело. Я с ним уже поговорила.
– За дело?! – заорал Дэд. – Нет, Катя, я всё-таки чего-то недопонимаю! Разъясни!
Мамель прикрыла дверь. Я опустился на пуфик, вытянул ноги, прислонился к зеркалу и смотрел на своё отражение. Откуда-то появился Клаксон, мяукнул, поздоровавшись, начал обнюхивать мои кроссовки. Мне всё было слышно.
– Витя, это очень некрасивая история, – говорила Мамель. – Антон и Люся Кисличенко…
– Боже, ещё и Кисличенко, только этого не хватало! Они же дружат, все вместе?!
–Уже нет, и я в этой ситуации всецело на стороне Дениса…
–Ты всегда на стороне Дениса!
– Витя, ты не прав! Ты меня не слышишь! Тебе лишь бы обвинить Деню!
Дэд действительно был не прав. Мамель никогда не выбирает мою сторону открыто, в этом она образцовая жена. Все свои терки с отцом я всегда решаю сам. Решал, до сегодняшнего дня. Мне было непонятно, почему Мамель вдруг вмешалась. Ясный пень, получит же от Дэда.
Голоса ушли вглубь комнаты, стали тише, до меня доносилось лишь бормотание:
– Анечка… розыгрыш… некрасиво… подло… Люся… никогда не ожидала…
Потом Дэд переместился ближе к двери:
– Ну неужели нельзя было спокойно поговорить, разрешить конфликт мирным путем?
– Витя, – удивлённо-обиженно протянула Мамель, – а когда ко мне в Геленджике пристал тот тип, ты тоже собирался решить конфликт мирным путем? Почему же не поговорил с ним, не разъяснил, что так делать плохо? Зачем же сразу в морду?
Дэд помолчал, на тон тише произнёс:
– Это совсем другое.
–То же самое, – жёстко сказала Мамель. – Есть ещё обстоятельства, отягчающие вину Люси и Антоши. Девочки рассказали мне, что их компания давно травит Анечку, потому что Деня отказался встречаться с Люсей.
Пауза. Скрипнул диван. Дэд сказал устало:
– Ядрёна вошь, эфиопские страсти. Как невовремя-то, а?!
– Обычные подростковые дела, – возразила Мамель, – вспомни себя в его возрасте. Да и позже.
Дэд помолчал немного, обречённо добавил:
– Ему учиться надо, а не в любовь играть.
Диван опять скрипнул. Я представил, как Мамель подсаживается к отцу и обнимает его обеими руками за шею.
– Ну что поделаешь, – сказала она, – одно от другого не отделишь.
– Что там хоть за Анечка? – спросил Дэд.
Мамель хмыкнула:
– Хорошенькая, умненькая, непростая. Деня с ней на английский ходил. И танцевал.
– А, – сказал Дэд, – танцевал. Понятно.
– Ничего тебе не понятно, – фыркнула Мамель. – Она Дениса отвергла.
– Как, – озадачился Дэд, – нашего Дэна?
– Мам! – крикнул я. – Пап! Ну хватит, а? Я раскаиваюсь, честно. Только не надо обсуждать мою личную жизнь при Клаксоне, меня же все окрестные кошки засмеют.
