В доме стояла тишина, но не та благостная тишина, которая бывала в часы послеобеденного отдыха, а зловещая, напряженная. Галя куда-то ушла, Маруся с бабушкой распаковывали привезенные с дачи узлы и коробки. Петя прошелся по длинному коридору: все двери плотно закрыты, из комнат не доносится ни звука, хотя там есть люди. Осторожно потянул дверь родительской спальни. Мать в строгом сером костюме сидела с ногами на кровати. По ее словно окаменевшему лицу беззвучно текли слезы. Петя никогда не видел маму такой, это было по-настоящему страшно. В одно мгновение он оказался рядом с ней, прижался, уткнулся лицом в плечо и заплакал – так же тихо, будто за это могли наказать. И самым ужасным было то, что мать никак не отреагировала.
На следующий день Анастасия вновь выглядела как обычно – собранной, волевой и точно знающей, что и как делать. Только темные круги под глазами отчетливо говорили о бессонной ночи. Она несколько раз звонила куда-то по телефону, а потом надолго отлучилась. Приехала под вечер, выглядела очень усталой, но глаза сияли. С порога сказала бабушке:
– В прокуратуре разрешили свидание. Завтра в три.
С этого свидания с отцом, которое оказалось их последней встречей, мать пришла вся черная. Она едва держала себя в руках. Упала в комнате на стул, ее всю трясло. Маруся накапала чего-то в стакан, мать выпила, стуча зубами о стекло. Бабушка пыталась увести Петю, но тут мать заговорила – сбивчиво, борясь со спазмами в горле и не обращая на сына внимания:
– Он весь избит… Один глаз не видит, зубы… Они его без конца допрашивают, требуют каких-то признаний, что он английский шпион… Господи, какая чушь! Хотят, чтобы он что-то подписал, назвал какие-то фамилии, но он ничего не подписывает и молчит. Говорит, что это страшная ошибка и скоро все выяснится, его отпустят, а этих следователей накажут…
Петя слушал эти ужасные слова и ничего не понимал. Кто смел поднять руку на отца, заслуженного героя, важного государственного служащего? За что? Ему было так страшно, как, пожалуй, никогда в жизни. Один вид матери внушал ужас. Наконец бабушка спохватилась и почти силой увела внука в другую комнату.
С того дня мать замкнулась в себе. Ни с кем не разговаривала, почти все время неподвижно сидела в спальне у окна и даже к обеду не выходила. Петя был на попечении бабушки и Маруси, тоже непривычно молчаливых. Сестра почти целые дни проводила вне дома – бесцельно бродила по улицам и паркам, сидела на скамейках. Соседи-родственники по-прежнему прятались по своим комнатам, а при неизбежной встрече на кухне фальшиво улыбались Пете и со словами вроде: «Все будет хорошо» – старались скорее удалиться. Больше никаких известий об отце в семье не получали. Дядя Вася, единственный человек, который мог бы хоть как-то помочь, поддержать, как в воду канул. Тягостно тянулись дни, наполненные тревогой и смятением.
За матерью пришли спустя две недели – под утро, в пятом часу. Петя крепко спал и не видел, как двое энкавэдэшников, грубо оттолкнув смертельно напуганную бабушку, бесцеремонно выворачивают на пол содержимое комода и шкафа. И бросают стиснувшей зубы матери ее зимнее пальто с глумливым смехом: «Собирайтесь, дамочка! Это ненадолго, но зимние вещички понадобятся!»
Он не слышал криков сестры: «Оставьте маму, она ни в чем не виновата! А вы – просто сволочи!..» Не видел, как бабушка в ужасе зажимает ей рот.
