С другой стороны, наличие профессиональных знаний, компетентности для целого ряда должностных лиц в партийном аппарате и не требовались. Этот парадокс можно объяснить тем, что для утвержденных в должностях – от инструктора райкома до секретаря обкома – стержнем, содержанием, сущностью и смыслом их деятельности, именовавшейся «партийное руководство», было – «руководить массами». Должность обязывала. Сегодня он мог быть инспектором Наркомата просвещения отдаленной автономной республики, завтра – заниматься пищевой промышленностью и общественным питанием Ленинграда (как П.Г. Лазутин). Василий Гроссман на страницах своего романа «Жизнь и судьба» вывел подобный тип партийных функционеров: они могли – по очереди или параллельно – заниматься всем: фабриками, детскими садами, кормами, вагонами…
Пытаясь понять логику или мотивацию действий верхнего эшелона городской власти в годы блокады, надо, наконец, иметь в виду и следующее.
Они были «под колпаком». Давно и основательно.
В.А. Иванов пишет, что еще в начале 1930-х гг. между органами госбезопасности и ВКП(б), особенно на региональном уровне, «обозначились откровенные расхождения в оценках характера и методов реализации партийных директив. Тогда многие сотрудники Ленинградского ОГПУ первыми пытались в спецсообщениях, докладных записках и донесениях восстановить реалистичную картину происходящего в регионе, вопреки лицемерной и насквозь лживой холуйской информации местных партийных и советских структур.
Один из главных организаторов террора на Северо-Западе – Киров пытался снять эти расхождения <…> но в новых условиях, когда задумывался погром нахрапистой и агрессивной местной номенклатуры, партийно-советской и хозяйственной бюрократии, выросшей за последние 5–7 лет» принцип партнерства органов госбезопасности и ВКП(б) не годился. «Впереди предстояла невиданная ранее схватка за выживание»[40]. К началу 1937 г. руководство Ленинградского УНКВД уже не считало себя обязанным в полном объеме информировать Смольный о своих планах и намерениях. «Поэтому за сравнительно короткий срок в УГБ НКВД были собраны первичные компрометирующие материалы» на А.А. Кузнецова, П.С. Попкова, Я.Ф. Капустина и ряд других. Данные, собираемые сотрудниками Управления, в Москву не направлялись, ни Жданов, ни сами фигуранты о «материалах» не информировались. «Истребительный психоз нагнетала не только правящая ленинградская номенклатура, но и местные карьеристы в советских учреждениях и партийные функционеры рангом пониже, желающие „порешать“ свои личные проблемы. Активизировались обиженные и не замеченные ранее, малоквалифицированные, но амбициозные личности»[41].
И еще. В книге часто упоминаются партийно-советские руководители города и двух районов. Многие из них были одногодками, и почти все – ровесниками (1905–1907 г. р.). Пришли они на должности своего уровня в основном в 1938–1939 гг. Годах, о которых пишет в своих воспоминаниях Н.С. Хрущев, направленный в 1938 г. на Украину возглавить республиканскую парторганизацию: «Начали мы знакомиться с делом. По Украине будто Мамай прошел. Не было <…> ни секретарей обкомов партии в республике, ни председателей облисполкомов. Даже секретаря Киевского горкома не имелось»[42]. Таков был один из итогов очередной «чистки» в эпоху «большого террора».
«Благодарность» же за свой труд это поколение получит лет через пятнадцать.
