Блуд на крови - страница 36



Малевский поднялся с места, громко захлопал в ладони и крикнул:

– Пожалуйста, «Затворницу»!

Из зала как эхо отозвались крики:

– «Затворницу», «Затворницу»!

Это была популярнейшая песня на слова Якова Полонского, которую много десятилетий спустя обессмертит в одном из своих рассказов гениальный Иван Бунин, пребывавший, впрочем, в те годы еще в младенческом состоянии.

Госпожа Пильская согласно наклонила голову и запела:

В одной знакомой улице
Я помню старый дом,
С высокой темной лестницей,
С завешанным окном.
Там огонек, как звездочка,
До полночи горит.
А ветер занавесочку
Тихонько шевелит.

В зале уже никто не ел, не пил, не произносил тостов. Все, словно заколдованные, внимали певице: голос ее завораживал, у многих гуляк на глазах блестели слезы.

Никто не знал, какая там
Затворница жила,
Как чудно сила тайная
Меня туда влекла…

Чистый голос пел о несчастной любви, и трогательные слова находили отзыв в сердцах слушавших.

И опять ресторанный зал гремел овацией, опять сцену осыпали ассигнациями. Малевский вынул из вазы, стоявшей на его столике, букет роз, вложил в него пятидесятирублевую бумажку и визитную карточку и, подойдя к эстраде, протянул певице.

Анюта весь вечер сидела надув губки. Когда они поднялись к себе наверх, она вдруг разрыдалась:

– Как не стыдно! Я всю жизнь тебе отдала, а ты…

– Не капризничай! Мне певичка показалась любопытной лишь по той причине, что как две капли воды похожа на тебя. Интересно, – Малевский расхохотался, – во всем остальном она тоже похожа на тебя?

– Мне противно слушать!

– Нет, серьезно говорю. Ты знаешь, чем прелюбодеи характерны? Они очень любопытны. В мире нет двух одинаковых женщин…

– Как и мужчин!

– Ах, ты и это знаешь! Так вот, эти самые, любопытные, норовят изучить и сравнить! Впрочем, закончим этот разговор. Нам необходимо скорее возвращаться домой. Послезавтра в десять утра состоится учредительное собрание страховой компании. Меня выберут в правление. Уедем завтра с пассажирским в половине второго пополудни.

Анюта возмутилась:

– Как же так? Ведь сам обещал сводить меня в музеум князя Голицына? Еще в Питере говорил…

Тяжко вздохнул Малевский:

– Будь по-твоему!

…Утром он отправил гостиничного слугу на Николаевский вокзал:

– Возьмешь, братец, два билета в первый класс вечернего пассажирского. Того, что в половине седьмого отправляется. – И он протянул тридцать восемь рублей – стоимость билетов.

На Домниковке

Утро задалось яркое, солнечное, по-августовски тихое и теплое. Малевский с Анютой катил на лихаче на Тверской бульвар. Там в доме, принадлежавшем некоему Дубовицкому, разместилась выставка Общества любителей художеств.

Малевский водил Анюту по залам, рассказывал о картинах и их мастерах. Его поразило то внимание, с каким девица слушала его, ее сметливость и отличная память. «Побольше бы тебе образования, и ты украсила бы любой великосветский салон», – сказал Малевский.

Обедали влюбленные в «Париже» – это на углу Тверской и Охотного ряда. Услужливые официанты кормили их сытно и вкусно.

Через Мясницкую возвращались домой – пешком. Солнце уже склонялось к западу и до отхода поезда оставалось меньше часа, когда Малевский проводил подругу в номер и сказал:

– Загляну-ка я в табачную лавку!

Он отправился на соседнюю Домниковку. В небольшом чистеньком магазинчике «Борис Кожухов и К» оставил семь рублей и получил ящичек с кубинскими сигарами «Гавана». И вот когда он, распахнув дверь, вновь оказался на улице, то лицом к лицу столкнулся со вчерашней арфисткой.