Блудная дочь возвращается - страница 23

В преддверии лета Ленинград выглядел уже совсем иначе, чем ранней весной. Из серого в подтёках и пятнах плесени он на глазах превращался в весёленький розово-жёлтый. Пестрел заплатами на асфальте и разноцветными флагами на фасадах домов. Ждали приезда Ричарда Никсона, первого из Президентов США, отважившихся посетить СССР с официальным визитом. Никсона не случайно прозвали в народе «главным архитектором Москвы и Ленинграда». Дома спешно красили в основном в нежно-розовый цвет – наверное, другой краски не было. Окно моего номера, выходящее на площадь, по которой должен был проезжать президентский кортеж, вообще завесили каким-то пунцовым транспарантом, тем самым превратив номер в загадочный будуар, освещённый красноватым светом.

Прошла примерно неделя после моего посещения клиники, когда Загранцев в очередной раз зашёл за мной в гостиницу. Кажется, это было 30 мая. У нас не было определённого плана, и я, ещё не причёсанная, в халатике, варила кофе. К тому времени к Диме я относилась как к близкой подружке, практически не стесняясь. Неожиданно в номер зашли внушительного вида «люди в чёрном» и предупредили, что если мы собираемся покинуть номер, то сделать это надо немедленно, при них, сдав им ключи. Дело в том, что мимо, по Московскому проспекту, через два часа проедет сам Никсон и вход в гостиницу будет закрыт. Если же мы предпочитаем остаться, то они при нас запрут окна и задвинут шторы, а нам предстоит пробыть в моём «красном будуаре» несколько часов, пока не дадут отбой. Мы решили остаться, поиграть в шахматы. Было очень жарко и при закрытых окнах ещё и душно, я надела купальник и удобно устроилась на кровати, не обращая внимания на Диму (как я уже говорила, Загранцев был мной причислен к «голубым», и этот факт делал меня в его присутствии совершенно раскрепощённой). Он сел рядом, пристроив между нами шахматную доску.

И вдруг шахматы с грохотом полетели на пол и он буквально бросился на меня. От неожиданности я потеряла и дар речи, и волю к сопротивлению. Запомнила я только, какой он был большой и тяжелый, со своим натренированным телом, огромными мускулами и повадкой, напоминающей тигра. От невероятности происходящего я, помнится, долго не могла прийти в себя. Такое впечатление, что и он не ожидал от себя такой прыти: страшно сконфуженный и стараясь успокоить меня, он говорил о том, как любит, как долго сдерживался, потому что видел только приятельское отношение с моей стороны (еще бы) и не решался показать своё чувство и т. п. Так наши отношения перешли на совершенно другой уровень. Он даже взял отпуск, чтобы всё время проводить со мной. Повёз в гости к своей маме, с которой жил вместе в малогабаритной новостройке, и, насколько я могла понять, строил планы нашей будущей совместной жизни. Думаю, кроме меня, его ещё привлекала и возможность перебраться в Москву – всё-таки большая перспектива для его карьеры. Я их не расстраивала и не поддерживала: может быть, в глубине души я надеялась, что моё сердце вдруг наполнится если не любовью, то хоть влюблённостью? Но этого так и не случилось, несмотря на то, что Дима был достаточно привлекательным молодым человеком. Так прошло около трёх недель, пробы закончились, и я получила распоряжение покинуть «Ленфильм» и перебираться к месту съёмок.

Не помню, как распрощалась с Загранцевым. Наверное, пообещала позвонить, когда снова вернусь в Ленинград. Затем я частично упаковала костюмы в узлы из плащ-палаток, частично развесила в автобусе, и вдвоём с шофёром мы отправились в Выборг. В Выборге должны были сниматься эпизоды с колокольней и парусником, и там уже находилась вся съёмочная группа, в том числе моё непосредственное начальство (Алина и Татьяна), а также моя новая помощница, которую я ещё не видела, – Люся (фамилии не помню).