– Все просто, – продолжала Рисса слегка задохнувшимся голосом. – Передняя нога управляет направлением. Приподнимете носок – пойдете кверху. Отпустите пятку – книзу. Чтобы повернуть, нажмите ребром ступни. Топать не нужно. И убирать ведущую ногу тоже.
– Что будет? – не удержался Кратов.
– Скейт моментально перестанет вас слушаться и снизится. Баловников он не любит. – Подумав, она прибавила: – И не надо летать слишком быстро.
– Так, как ты?
Рисса кивнула.
– Когда освоитесь, – сказала она, – сами не заметите, как станете летать так, как я. Хотя вам трудно будет освоиться. Это нужно было делать… раньше.
– Видно, для скейта я уже немолодой сеньор? – саркастически заметил Кратов.
– А сколько вам? – с беззастенчивым интересом спросила Рисса.
– Скоро сорок два.
Девица скорчила гримаску и сочувственно покачала головой. «Вау! – можно было прочесть в ее взгляде. – Столько не живут!»
– А скажи-ка мне, – сощурился Кратов, – зачем тебе понадобился именно единорог?
– Уж не потому, что я начиталась сказок! – фыркнула Рисса, небрежно отбрасывая косу. – Во-первых, единорог – это красиво. Во-вторых, я хотела рассеять все эти враки.
– Какие враки?
– Ну… насчет девственниц. Что единорог покоряется только им, а всех прочих топчет и ест. На самом деле он покоряется красоте и светлым мыслям.
– Твой единорог мог бы воспринимать эмо-фон? – сочувственно осведомился Кратов.
– Эмо-фон?! А… да, он должен был читать мысли.
– А как он должен был поступать с теми, кого бог обидел внешностью и… мыслями? Все-таки топтать и кушать?
– Вовсе нет! – засмеялась Рисса. – Просто не даваться в руки. Этого достаточно. Что может быть обиднее, чем когда такой прекрасный зверь не подпускает к себе?
– Я бы заплакал и удалился в отшельничество – работать над собой, – серьезно сказал Кратов.
– Вас бы он принял, – сказала она уверенно.
– Кажется, я не самый красивый сеньор, – усмехнулся Кратов. – Или я чего-то не понимаю?
– Конечно, – подтвердила Рисса. – Чистые мысли меняют внешность. Хотя бы для единорога. А ведь вы честно предупредили и сразу отвернулись.
– Последний научный вопрос, – сказал Кратов. – Если он покажется тебе дурацким или нетактичным, можешь скорчить брезгливую рожицу. Как ты намеревалась обеспечить чистоту эксперимента? Уверен, что тебя единорог принял бы безусловно. Ты довольно симпатичная девочка, и мысли у тебя, полагаю, соответствуют внешнему облику… – Рисса молча изучала его, и по лицу ее блуждала ироническая улыбка. – Я чего-то не понимаю? – спросил он обреченно.
– Угу, – кивнула она. – Не принимайте меня за тринадцатилетнюю дурочку. Мне уже четырнадцать. Как сказала бы Мерседес: я довольно большая сеньорита.
– А я и впрямь немолодой сеньор, – вздохнул Кратов, – который безнадежен не только для прогулок на гравискейте.
– Жаль, что вы не видели моего единорога, – сказала Рисса. – Он был замечательный. Но он скоро умер…
– А тебя уволили, чтобы не мешала выращивать шерстистого носорога.
– Вы все знаете. Этот болтун Майрон…
– Он был первым, кто встретился мне на острове. Вернее сказать, его бубос.
– Глупое животное, – проронила Рисса. Нелегко было понять, к кому относилось это определение: к быку или его хозяину.
– Наверное, было нелегко похоронить то, что было создано собственными руками, – сочувственно произнес Кратов.
Рисса коротко вздохнула. Ее носик заметно покраснел даже под густым загаром, глазки заблестели.
