К нам действительно приближалась Майка. Подойдя, она постояла возле нашего столика, потом уселась и объявила, что болтать ей некогда, что она только на минутку и что имеет сообщить нам нечто чрезвычайно важное. Говоря всё это, она лукаво улыбалась и хитро поглядывала на Макса. Макс немедленно уловил эту хитринку, понял, что адресована она именно ему и, пытаясь до срока отгадать, в чём дело, занервничал, заёрзал на стуле. Заволновался и я. Майка, немедленно угадав наше нетерпение, рассмеялась.
– Да вы не бойтесь, – сказала она ласково, – я вас пригласить хочу. Завтра у нас праздник. Будет спектакль, премьера. Дети сами поставили. Я тоже там участвую. В общем, завтра в семь начало… Я буду вас ждать в 18.30 возле ДК МЭИ. Там рядом есть таксофон, я вас жду возле этого таксофона… Только не опаздывайте, ради Бога! В семь уже начало!.. Ну всё! – она поднялась с места. – Я побежала, до завтра… Завтра станешь масоном, Макс. Пока!..
И Майка исчезла.
– Yes! – прошипел Макс. – Ты слышал? Завтра вступаем в масонскую ложу!
– Пока что нас пригласили на детский праздник, – заметил я.
– Знаем мы эти… детские праздники, – Макс злорадно ухмыльнулся, – завтра ты сам всё увидишь… Посмотришь, кто был прав…
Макс едва дождался конца занятий. На лекциях он не записывал, а сидел с отсутствующим видом, подперев кулаком голову. То и дело он вздрагивал, как будто вспоминал о чём-то, и принимался разглядывать собственные часы. По нескольку секунд он не сводил глаз с циферблата, не понимая того, что видит – мечты не давали ему сосредоточиться. Наконец лекции окончились.
– Слушай, идём, – заговорщицки зашептал мне Макс, как только мы вышли из аудитории. – Идём скорей, пока не увязался никто. Здесь есть рюмочная… пойдём… надо ж тост за масонов…
И мы отправились в рюмочную поднимать тосты за масонов. Да и что ещё делать студентам в конце марта? Когда асфальт сухой, воздух тёплый, солнце слепящее – ну, не корпеть же, в самом деле, над книжками!
Макс вёл меня кривыми, короткими – настоящими московскими – улочками. Мы не спешили: брести по Москве в солнечный мартовский день – это уже удовольствие. В чём же оно, трудно сказать, но знакомый с этим удовольствием не променяет его на ворох других. Всё вдруг меняется в Москве весной. Исчезает грязный снег, прохожие становятся добрей и улыбчивей, и точно вдруг сама старушка-Москва, прячущаяся обыкновенно за наглыми вывесками и глупыми фасадами, выглянет ненадолго, улыбнётся и шепнёт потихоньку: «Не умерла девица, но спит»…
Я вдруг остановился.
– Макс!
Макс дёрнул головой и, удивлённый, испуганный, уставился на меня.
– Викто-ория! – простонал я.
Наверное, с полминуты Макс молчал, напряжённо всматриваясь в меня. Наконец он всё понял.
– Ах, чёрт! – он наморщился и хлопнул себя по лбу. – Я и забыл про неё. Ну и что делать?
Он смотрел на меня с мольбой, точно от моего решения что-то зависело. Вдруг он оживился.
– Слушай! А может, ничего?..
– Что, ничего?
– Ну… пусть посидит… чего ей сделается? Еда у неё есть… молока я ей налил…
– Молока налил, Catsan не насыпал, – оборвал я Макса. – В туалет она куда пойдёт?
– Чёрт! Я и не думал об этом…
Мы поплелись к метро.
– Сейчас её выпустим, – рассуждал дорогой Макс, – и вернёмся… к нашим баранам… В смысле, продолжим не начатое…
– Только… это… – подумав немного, прибавил он, – придётся с ней…
– Ну а куда я её дену? – завопил он в ответ на мой взгляд. – Что, свожу в туалет и обратно запру?.. С бабушкой её не оставишь… Не выгонять же…
