Нет, даже звук не приглох, не зашипел – разве что тембр голоса Штольца стал чуть более квакающим.
– Тот факт… что мой долг… струи тонера в жилом… секторе. Они… имеют определенную производственную… мощность. Расширяет… летом на восточной стороне… автономный. Я буду… быстро и озера.[32]
Это всё «эффект транслейтера», о котором говорили разве что пилоты космических крейсеров, забирающихся подчас в довольно далекие уголки Галактики; поблизости от чёрных дыр пространство захватывало канал связи и начинало словно быть крутить одну и ту же фразу, гонять её по кругу в бесконечном хаотическом переводе с уолдспика на русский, с русского на английский, с английского на хинди и опять на уолдспик, что полностью уничтожало изначальный смысл. Справиться с расшифровкой такой фразы не могли даже логические программы…
Вот и сейчас: Зона услышала Семёна.
И моментально перемолола его речь в невидимой дробилке.
При этом сам он слышал себя великолепно и даже не догадывался, с каким чудовищным искажением доходят его слова до Байма.
Благодаря тому, что болтовня приятеля на какое-то время стала совершенно бессмысленной – Байм мог позволить себе только кивать, лишь предполагая, о чём говорит Штольц! – он смог отвлечься и посмотреть на основной монитор. Два сообщения из центра оказались, наконец, дешифрованы и, к счастью, высветились на экране на правильном, стандартном русском языке.
Первое представляло собой официальный ответ на очередной запрос Байма о причинах смерти его предшественника, Олави Неримуса, долговязого доброго финна.
Второе сообщало о том, что по рапорту Байма о систематических сбоях в работе датчиков Один и Три, с инвентарными номерами такими-то… в распоряжение дежурного наблюдателя Станции 19/68 направлен апологизированный наладчик номер 2690-055, который прибудет на Станцию ориентировочно…
Если не будет серьезного сдвига, то через три часа.
– Вы знаете, мне нравится… дерьмо серьезно… этой в стиле. Я не могу смотреть верха… на пятый сектор, они… в ряды всегда… рано едут или я…[33] – озабоченно сообщил Семён.
Байм всё-таки улыбнулся – вымученно и показал пальцами двух рук что-то вроде положенной набок буквы «Т», что означало: приятель, важное входящее сообщение, отбой связи!».
Он соврал: буквально на миг ему стало противно от этого поступка.
Одно хорошо: «апологизированный наладчик» – это просто человек. И дело тут не в чудачествах скремблера или косноязычии чиновничьего языка. Это термин, соответствующий Первому Закону Толерантности и официально рекомендованный к употреблению в письменной речи Международной комиссией по наименованиям.[34] А что говорит Первый Закон? Очень просто: «Нельзя именовать субъекта именованием, подчеркивающим либо тем или иным способом обозначающим его расовые, биологические, санитарные, видовые, поколенческие, родственные, физико-анатомические либо биоконструктивные особенности, в случае, если таковые особенности являются необходимым и достаточным определением именуемого субъекта». Это всё очень просто, и Байм прекрасно помнил, как объяснял им в колледже инспектор по этике: нельзя называть негра – чернокожим, так как обладатели белой или иной по цвету кожи могут ощутить своё превосходство; нельзя называть мать – матерью, так как это говорит о большем предпочтении её в ущерб отцу; нельзя называть человека инвалидом потому, что это говорит о его неполноценности. Нельзя, разумеется, называть девочку девочкой, а женщину – женщиной, так как это говорит о преимущественном разделении населения планеты на два пола, и ущемлении прав третьего пола, представляющего собой синтез остальных.
