– Но, – мистер Розен был не совсем удовлетворен окончанием рассказа, – вы ведь кое-что упустили. Не правда ли? Что с вашими родителями? Вы с ними так и не помирились?
– Не помирился, – Леонард отрицательно покачал головой, – потому что не могу этого сделать. Однажды Зои позвонил мужчина, который нанял меня перегнать машину, и спросил: не знает ли она, где меня найти. Она знала, ведь я находился буквально в полуметре от нее. Тогда она протянула мне трубку. Я не догадывался, что сейчас услышу. Даже не имел понятия, кто мне может звонить. И потому я безо всякой задней мысли взял в руки трубку и сказал: «Алло». А дальше я узнал, что в ту же ночь после моего отъезда родители умерли в собственной кровати. Они легли спать и не проснулись. Все дело было в газе. Протечка. Вечером никто не обратил внимания, а затем настал конец.
Возникла очередная пауза, и Дэвид не знал, стоит ли ее прерывать. Окончание истории, которое он так ждал, совершенно не вязалось с его представлениями. Да и вся история никак не вязалась с Леонардом. Конечно, нельзя судить о людях по первому впечатлению, но почему-то образ этого мужчины никак не вязался с человеком, который, не сказав ни слова, может оставить свою семью.
– В ту ночь сестра ночевала у своей подружки, и потому она выжила. А вот родители… С тех пор прошло двадцать лет, но я каждый день вспоминаю о них и продолжаю себя винить.
– Вы не виноваты в протечке газа. Если бы вы были там, то тоже, скорее всего, умерли.
– Дэвид, мы не можем знать наверняка. Порой одно событие запускает другое, а они в свою очередь порождают целый ворох новых событий – как в Теории Хаоса. Мне не остается ничего другого, кроме как жить дальше. С тех пор прошло двадцать лет. У меня есть семья: любящая жена и сын. И у меня есть это кафе.
Дэвид думал о том, как часто ошибки и травмы прошлого формируют нашу личность. Насколько сильный отпечаток они оставляют. Ответ совершенно очевиден – огромный. Мы боремся с их последствиями, но не всегда побеждаем. Иногда не получается простить самих себя, и потому мы выбираем бесконечное падение на дно бездны. И чем дальше, тем более глубоким становится отпечаток. Реальная жизнь видоизменяется под гнетом прошлого, не принося никакого удовлетворения. И тогда мы начинаем калечить тех, кто находится рядом с нами. Дэвид потряс головой и отогнал от себя навалившиеся мысли.
– Кстати о кафе! С вашего позволения мне хотелось бы изменить тему.
– Попробуйте, – согласился Леонард.
– Почему такое странное название? Ведь вас зовут Леонард, а на вывеске написано «Приют Джона Данна».
– У вас не получилось уйти от темы, – владелец кафе грустно улыбнулся.
– Простите, – Дэвиду стало стыдно, и он почувствовал, что краснеет. – Если вы не хотите об этом говорить…
– Прекратите, – Леонард махнул рукой. – Все нормально! Если бы вы знали, сколько раз я слышал этот вопрос. Понимаете, когда я окончательно поселился в Толимане, то увлекся наукой и философией. А Джон Данн – это человек, чей труд «Эксперимент со временем» буквально запал мне в душу. Поскольку мне не суждено было совершить чего-то невероятного, я решил хотя бы увековечить его память.
– Никогда прежде о нем не слышал, – признался Дэвид и сделал очередной глоток.
– Если говорить коротко, то согласно теории Данна в нашей реальности все времена (я имею в виду прошлое, настоящее и будущее) существуют одновременно. Однако человек в силу своих особенностей не может этого осознать и воспринимает время линейно. Но, – Леонард сделал особый акцент на последнем союзе и поднял вверх указательный палец, – во время сна мы сбрасываем с себя оковы, ограничивающие наше восприятие, и обретаем способность свободно пересекать границы прошлого, настоящего и будущего. На мой взгляд, это потрясающе. Скажите, Дэвид, вам когда-нибудь хотелось что-то изменить в своей жизни или заново пережить какой-то ее момент?
