Девушка словно убегала от кого-то. Она быстро села к Сивкову за стол и притихла. Вагон покачивался, плескались занавески на ветру, позванивала посуда. Девушка коротко взглянула на Сивкова и опустила голову. Он указал пальцем на свое заросшее лицо и спросил:
– Испугались?
– Значит, есть чего пугаться.
– Это потому, что вы не хотите есть. Голодный человек всегда смел.
– Интересно! – она уже не прятала глаз и разглядывала Сивкова.
– Быть голодным – нисколечко. Сытым – намного интереснее.
– И трусливым, выходит, по-вашему?
– Ого, теперь вижу, что вы голодны, даже меня не боитесь.
– Уже нет, хотя вы и страшный.
Подошла официантка.
– Прекрасно! Просто замечательно! Вы любите Иоганна Себастьяна Баха?
Девушка недоуменно приподняла плечи.
– Ну, если вы не знаете, кто такой Иоганн Себастьян Бах, тогда мы будем пить пиво.
– Ешьте больше! – посоветовал Сивков.
– Думаете, подобрею? – усмехнулась девушка.
– Обязательно, и плюс к тому раздобреете.
– Это мне ни к чему.
– Дело вкуса.
– Плохого вкуса.
– Может быть, но все равно ешьте больше, – он разлил пиво по стаканам. – Меня зовут Лева. Пейте пиво и не беспокойтесь, что я расскажу матушке о вашем пьянстве. Я умею хранить чужие тайны. Можете даже поведать о несчастной любви к женатому учителю пения.
– Не нужно.
– Что не нужно? Пиво?
– Не нужно глупых комплиментов. У меня сыну шесть лет, и выгляжу я не моложе своих двадцати шести. Ну а зовут меня Светлана, если вам так хочется познакомиться с кем-нибудь в поезде.
В город они приехали за полночь.
– Куда? – спросила она.
– Попытаюсь в гостиницу, – ответил он.
Она не уходила. Смотрела на него. Пробовала смеяться. Потом тряхнула волосами и, с деланной бесшабашностью, сказала:
– В гостиницу все равно не пробьешься. Поехали ко мне! – и махнула подъезжающему такси.
Разбудили Сивкова рано. Он долго не мог раскрыть глаза, потом удивленно рассматривал обстановку, не совсем понимая, где находится, а когда вспомнил, – захохотал на всю квартиру. Солнечные лучи горизонтально входили в окна, просвечивая насквозь пышные белые волосы, было удивительно, почему они не шевелятся от световых потоков. Уже одетая, подкрашенная и как-то официально красивая, она стояла возле кровати и молчала. Чем громче он хохотал – тем сильнее она сердилась. Увидев, что она собирается уйти, он поймал ее за руку и потащил к себе. «Пусти, дурень, мне же на работу». Тому, что слово «дурень» прозвучало скорее резко, нежели шутливо, он не придал значения. Он хохотал. Он радовался. Легко спрыгнув с кровати, он принялся делать зарядку, демонстрируя сильное прогонистое тело, которому до эталона не хватало разве что ровного пляжного загара. Закончив разминку, он пошел умываться и делал это долго, с громким блаженным урчанием. Потом потребовал «жрать» и, проглотив приготовленную на двоих глазунью, старательно вытер сковородку куском хлеба.
– Ты зачем приехал? – спросила она, вставая из-за стола.
– К тебе.
– Я серьезно.
Он наморщил лоб, словно припоминая, зачем же он действительно приехал.
– Ах вот ты о чем. Прибор посмотреть. Начальник вычитал, что в вашем городе изготовили новый прибор, ну и послал меня на разведку.
– А у вас там все бороды носят?
– Нет, только те, у кого они красивые. Кстати, в городах небритых больше, чем в геологии, геодезии и на флоте вместе взятых.
– И долго ты будешь проверять прибор?
– Долго.
– Это сколько – неделю, месяц?
