Нет, не знал коллега… да и я не знаю: только ли исчезнувшие кошки были тому причиной? Но одно я постигла, дружок, вглядываясь в свои жизненные наблюдения: таких человечков с оголёнными, незащищенными душами, в «коллективах» почему-то зачастую пощипывают и понемножку, и очень, вот и Лану…
Помню и еще одну… Приехала раз на сессию в Ленинград, группу поселили в школьном классе, а в ней и оказалась такая же Лана. Вот и стали её пощипывать, хотя и бегала для всех за батонами, молоком и каждый день подметала пол. Пришлось взять под крылышко…
Да нет, не столь это обременительно, но… Как тебе сказать? Такие прирастают, не отходят и подчас становится с ними томительно. А еще, видя их вот такую расслабленность на грани прострации, порою и самой хочется…
О нет, самой не пришлось, такая роскошь не для меня. Ну, как могла позволить себе быть слабой, когда почти каждый день – моя любимая, но сумасшедшая работа, рядом – дети, муж, в очередной раз томящийся без работы из-за вечных конфликтов с партийными «товарищами», да еще так называемая дача с подрастающими овощами, а в сорока километрах – старенькая мама с братом, и надо ездить к ним на выходные, помогать… Вот и приходилось быть сильной.
Но что-то отвлеклась я от рассказа, а надо заканчивать. И закончу вот этими записями из дневника той поры, слушай:
«У Сережки слабейшие нервы. Не могу видеть его лихорадочных движений, воспаленного взгляда, – хочется обнять и, напевая что-то светлое и ласковое, навевать забвение. Яркий, колеблющийся от малейшего ветерка, огонек, светлый луч…»
«Во время упадка духа надо обращаться с собой, как с больным и, главное – ничего не предпринимать» – советует Лев Николаевич Толстой13. Хорошо, прислушаюсь к совету классика.
И уже смотрю на черного плюшевого кота, который стоит на приемнике: один ус – вверх, другой – вниз, зеленые глаза и хвост – в стороны. А подарил его Сережка со словами: «Не давайте никому… – и чуть дрожащей рукой протянул мне. – Он потеряет тогда свою магическую силу». Милый Сережка! Ты и сам, как этот ершистый кот, но… Но для меня – словно свежий ветерок в душный полдень, и в меня из тебя вливается свет… кажется, так у Андрея Вознесенского14?
Родственные души. Словно в себя заглядываю! А когда уходят – уходит и частица моего Я»
Да нет, мой пушистый, тогда не навсегда потеряла из виду Сережу. Какое-то время спустя, встретила его на базаре, – стоял возле лошади, запряженной в сани, трепал её гриву и кормил кусочками сахара.
– Сереж, как же я рада! – заспешила к нему: – Ну, как ты, где теперь?
А он стал рассказывать о лошадях, какие они умные да чудные животные. Я опять: о себе, мол расскажи! А он снова – о них, и только о них, а в глазах – тот самый лихорадочный блеск:
– Понимаете, ГээС, – звал меня так, – они его загнали.
– Кого, Сереж, и кто?
– Коня моего любимого… цыгане.
Попыталась отвлечь от цыган:
– Серёженька, ты о себе-то расскажи.
И тогда взглянул вдруг потемневшими глазами:
– Пусто, ГээС, пусто. Живу в таборе. Надо же чем-то заполнять пустоту?
Вот и всё, мой бессловесный дружок. И не будем больше – о грустном, ладно? Поставлю-ка свой любимый диск с «Elvira Madigan» Моцарта и попьём с тобой кофейку.
Не пьешь. А жаль. Но только знай, что ты очень помог мне вспомнить Лану Ленок. Спасибо.
![Bo][ing Day истребить «колхозника»](/uploads/covers/fe/bo-ing-day-istrebit-kolhoznika.jpg)
