–Моя мама что-то не двигается. Но она ещё тёплая!
В квартире за время её отсутствия ничего не изменилось. Лера поняла, что не сможет здесь находиться ни секунды, – у неё просто мозг разорвётся. И она стала ждать бригаду в подъезде, у замызганного окна с грязным подоконником.
Ей показалось, что прошла вечность. На зимней улице по-прежнему ни души, ни машинки. Но вот на пустой дороге между домами зловеще сверкнула «люстра» «скорой медицинской помощи».
На вызов приехали мужчина и женщина, – доктор по-джентльменски тащил тяжёлый переносной кардиограф. К пациентке они даже не подошли, спросив с порога в один голос:
–Когда вы обнаружили труп?!
–Какой «труп», она же ещё тёплая! – закричала Лера.
–Так они не сразу остывают,– сказала маленькая и толстая фельдшер.– Вон у неё трупные пятна. И вены спавшие. Сразу видно хроническую сердечную недостаточность. Почему она не лечилась? Молодая ведь женщина!
Лере же её мать всегда казалась глубокой старухой, да и выглядела она соответственно,– редкие, похожие на осеннюю траву волосы, испорченные многолетними химическими завивками.
В лице фельдшера – обида за всю районную медицину, не получившую ни копейки денег с этой пациентки. Лере хочется сказать об этом, но она знает, как это опасно: увезут на месяц «лечить нервы», а у неё – две кошки!
–Так я думала, что это кома или коллапс,– прошептала Лера. – Бабушка в мае от инсульта умерла, а теперь вот и мама…
–Так, той дамочке было уже, конечно, под семьдесят, – грустно подсчитал доктор,– а здесь…
–Что ж,– надменно сказала фельдшер, – дайте нам её паспорт, – мы выпишем вам справку о смерти. Одну отдадите милиции, другую оставите для похорон.
–Милицию тоже мне вызвать? – деловито спросила Лера.
Ей сейчас совершенно всё равно, что делать, главное, не быть здесь.
–Нет, мы сами вызовем. Ничего здесь не трогайте.
Увидев дату рождения, фельдшерица прикрикнула:
–Так она что, умерла сразу после своего дня рождения?!
–А что, так нельзя? – спросила Лера.
Анатолий Мариенгоф умер вообще в день своего рождения.
Всё вокруг неё, как в тумане. У Леры голос стал пьяным, она еле подбирает слова.
Фельдшер строго велит рассказать, как всё произошло.
–Она позвонила мне из другой комнаты,– не подумав, начала рассказывать Лера всякую чушь.
–А вы что, разве не вместе живёте? – перебила фельдшер Исакова.
–Вместе.
–Она работала?
–Да, до конца ездила на работу.
Исакова прикрикнула:
–Вы что, хотите сказать, что она пришла сегодня с работы? Могла работать в таком состоянии?
Наконец они убираются. Баба – типичная хабалка от бесплатной отечественной медицины. А вот доктор, хоть и не русский, его фамилия – Алиев, даже, кажется, расстроился, что не смог ничем помочь. Хотя мало ли у кого какая фамилия?
Лера снова торчит в загаженном подъезде. Всё ясно. Сколько же «признаков скорой смерти» она пропустила! Преагония, агония… медленное угасание. Преагония началась с падения с дивана.
Перед смертью у человека меняется голос. Впрочем, это может быть и при тяжёлой, но излечимой болезни. У человека появляются совершенно новые увлечения, он отрекается от всего, что всю жизнь боготворил. А уж её сами собой вывернувшиеся руки… Когда Лере было четырнадцать, мать сказала:
–Не наливай чай через руку, а то умрёт кто-нибудь.
За неделю между ними произошёл ужасный разговор. Видно, мать её чем-то спровоцировала, потому что Лера кричала:
–Я тебя в морге брошу! Мне тебя хоронить не на что!
