И вот уже про эту бочку стали складывать и легенды, и анекдоты.
***
Дни и недели все шли и шли. И вот настал канун выборов.
– Гюзель Абрамовна! – позвал своего заместителя Дормидонт Афанасьевич.
– Слушаю вас, – пропела в ответ входящая в кабинет Гюзель.
– Гюзель Абрамовна! Сегодня суббота. Завтра воскресенье и по плану мои выборы. А сегодня у меня встреча с народом. Буду им рассказывать, как у нас все хорошо, а будет еще лучше. Как я им построю мост и отремонтирую все дороги. И детский сад с яслями тоже будет. И сокращу для сохранения денег штат моего правления… – Увидев, как Гюзель Абрамовна поморщилась, быстро добавил: – Конечно, сокращу. Вахтера Павла. Уборщицу Веру. И Шарика. И дабы нам всем слиться с народом, мы сами будем мыть, убирать и…
– Лаять? – спросила заместитель.
– Нет! Не лаять. Сами открывать двери. И… закрывать их. Ну вот и все. Где народ, Гюзель? Я готов толкать свою речь.
– Единственная проблема, Дормидонт Афанасьевич!
– Какая проблема?
– Кто будет вам соперником? Прошлый раз была ваша жена. Позапрошлый раз – ваш сын. Позапозапрошлый – я. Надо как-то поменять, наверное. Давайте из народа выберем, – предложила заместитель.
– Давайте! – милостиво разрешил Дормидонт. – А кого?
– Кого не знаю, – задумалась Гюзель. – Может, Павла? Работник от народа. Мастер своих дел. Будет прекрасным соперником. Голосов пять наберет.
– Нет! Павла не надо. Он много работает… У меня. Давайте… Во. Давайте Верку. Пусть она со мной посражаеться. Пусть. Я ей еще бочку ту вспомню. Зови ее сюда.
Заместитель главы выглянула в коридор и, увидев того, кого нужно, громко позвала:
– Вера! Верочка! Подойдите, пожалуйста, сюда. Дормидонт Афанасьевич вас видеть хочет.
Почуяв что-то неладное, Вера вытерла руки о фартук и, пройдя в кабинет, встала у стола главы:
– Слушаю вас!
– Верочка! Ве-е-ерочка! У меня к вам большое дело, – залебезил Дормидонт. – Вы даже не представляете, насколько оно большое. И насколько оно вам будет приятно.
– Ну, говорите.
– Я слышал от народа, что у вас там бочка закопана какая-то. Тьфу! Да не об этом, конечно, я говорить хочу с вами, – вальяжно, почесывая подбородок, заговорил Афанасьич. – Конечно, не об этом. О другом. Более важном.
– Ну говорите, говорите. Мне убираться надо, – непонимающе поторопила Вера собеседника.
– В общем, так, Вера. Хочешь повышения зарплаты за этот месяц? Вижу. Хочешь. И путевку в Крым. Тоже вижу – хочешь. А сделать для этого вот надо что. Завтра голосование по выборам. Кстати, Гюзель! – переключил Дормидонт свое внимание на заместителя, – листовки с моей программой раскидывали? Плакаты с моим лицом развешивали? Люди готовы к выборам? Меня.
– Готовы, Дормидонт Афанасьевич. Листовки каждый день кидаем. В местной газете каждый день про вас пишем. Плакаты … только сегодня сняли. Ваше лицо орет в каждом доме из каждой розетки.
– Это хорошо, – ответил глава села и опять переключил внимание на Веру. – В общем, так. Я тебя записываю в свои оппоненты. И ты завтра избираешься со мной. Поняла.
– Да делайте чего хотите. Надоели уже. Все. Пошла я, – проговорила уборщица и вышла из кабинета.
– Ну вот и все, Гюзель, – потирая ладони, томно сказал Дормидонт. – Мой соперник – уборщица Вера. Кстати. А где народ? Надо выступить перед ним. Программу рассказать. Поехали к народу.
– Поехали! Дормидонт Афанасьевич. Я знаю куда. Сегодня они все там. У бочки.
