Мы выехали домой. В Москву. Наконец-то.
Машину, конечно, веду я. Еще слишком рано сажать моего ученика за руль на такой дороге, неизвестной, дальней. А я – уже могу!
Дорога шла через Ленинград. Нормальные люди, которым надо в Москву, в город не заезжают. Едут напрямую.
Но не я. Я понимала, что надо разбить дорогу на две, хоть и не равные, части. Чтоб хоть как-то отдохнуть перед рывком на Москву.
…До города на Неве добрались под утро. Долго искали адрес Виталькиной тетки. Она очень удивилась, узнав во мне «известную, любимую» и так далее. Приняла тепло. Щебетала и все хотела кормить.
Но все-таки мне удалось поспать несколько часов. Виталька, зараза такая, выспавшийся в дороге, пока я была за рулем, трепался с родственниками.
…Мы долго плутали по Ленинграду. Где дорога на Москву?! И я все возмущалась: как это, на Москву! – и нет указателя?!
Останавливаясь и спрашивая случайных в такую рань прохожих, где Москва, я все-таки вынырнула на московское шоссе. И то – мне просто махнули рукой:
– Езжай туда, Москва там.
– Неуважение какое-то, – проворчала уже уставшая я. Уставшая от пережитых волнений, от постоянного поиска дорог… от всего.
Ехала я долго. Осторожно. Но быстро. Уставали руки – так вцепилась в руль. И спина. И глаза – так уставилась на дорогу. Все-таки впервые у меня такое. И дорога такая длинная, где я – одна за рулем. Виталька не в счет. И перед этим: спринт почти в 100 км в каждую сторону между городом и забытым где-то в лесу пансионатом. И это ощущение безысходности… напряжение и жуткий страх за самых близких… И необходимость срочно решать, решать одной…
Я не спала больше суток. Дорога от Ленинградского шоссе до моей Красной Пресни, этот последний рывок, показался мне вечностью.
Мои меня уже ждали. Но я тут же свалилась спать.
Владимир Васильевич хотел разбудить. Его обычное «что лежишь, как в Мавзолее» прервал муж:
– Не трогай ее. Пусть спит. Она очень устала.
Когда другие не могут…
Если есть на свете святые люди, так это она. Анечка. И голос у нее небесный. И характер удивительный: спокойный, выдержанный, деликатный…
И вид ангельский. Чистый.
Скажете – не бывает такого?
Бывает.
Это ощущение возникло у меня сразу, как только я услышала ее святую песню «Эвридики». По старому телевизору КВН. И это осталось на всю жизнь.
Позднее мы познакомились. В Польше. На знаменитом музыкальном фестивале «Зелена Гура».
Фестивальный конкурс проходил в большом открытом зале. Конкурсантов много. И есть артисты, приглашенные, как и мы, в качестве почетных гостей фестиваля.
Мы – представители от СССР.
Все гримировались и переодевались в специальных костюмерных, легких, летних, почти палатках.
Анна Герман увидела нас за кулисами. Мы поздоровались как старые знакомые, и она сразу же пригласила нас в свою палатку. Она знала, что мы из России. Потому, наверно, и пригласила.
У нее были особые отношения с нашей страной. Она, русская немка, очень любила Россию. Это была вторая, а может, и первая ее родина. Но мама Ани ни за что не хотела жить в Союзе. Там когда-то был арестован и расстрелян ее муж. Отец Анечки.
Но именно в России был самый преданный и многочисленный зритель Анны Герман. И еще – в России была ее лучшая подруга. Тоже Анна. Музыкальный редактор фирмы грамзаписи «Мелодия» Анна Николаевна Качалина.
Анна Николаевна помогла многим певцам реализоваться. Пластинки, выпускаемые этой фирмой, быстро делали многих из нас популярными. Как сейчас сказали бы, «звездами».
