Узнав об этом, Глеб ужасно разозлился. Он не мог дождаться, когда, наконец, увидит родную мать и, ничего не перевирая, она расскажет ему все, как есть!.. К тому же, он сильно скучал по ней. Мать, все ж таки! Как ни крути, это был единственно родной ему человек на всей земле!..
В письме Инге Глеб сообщил, что собирается приехать домой, но, когда именно, этого он пока не может сказать.
Лежа на полке и, слушая перестук колес, Глеб незаметно для себя задремал. Ему приснилось, что он – на ринге… Ринг залит светом прожекторов. Справа – судья. Напротив – противник… От удара в голову Горн падает. Придя в себя, видит, как тот, стоя над ним, презрительно указывает на него пальцем и хохочет…
– Что, съел?! Захотел нашего брата голыми руками взять! На-кась, выкуси!..
Блин!.. Псих ненормальный!
Только теперь Глеб замечает, что над ним потешается не кто-нибудь, а тот самый ненавистный ухажер его матери, Головнин.
Ощущая, как снежинки, кружась, тают у него на щеках и губах, Горн толкнул калитку в усадьбу, в центре которой размещался бабулин дом. Казалось, за время его отсутствия он еще больше посерел и вжался в землю.
Дверь в избу оказалась не запертой.
– Есть, кто живой? – спросил он прямо с порога.
Но ответа не последовало. Зато в нос ему ударил неприятный запах спиртного.
Он вошел в хату и увидел мать. Она лежала на кровати. Глаза ее были прикрыты. Скорее всего, она ничего не знала о его приезде. Да и откуда она могла знать? Инга с ней практически не общалась… А больше донести до Марии Сергеевны весточку о Глебе было некому.
Глеб легонько тронул ее за плечо.
– Ма! Проснись… Ты меня слышишь, ма?!
Она открыла глаза. Но, видимо, полагая, что все еще спит, закрыла снова.
– Ма! Почему ты – здесь? Почему – не в нашей квартире?
Ресницы ее дрогнули. Она протерла глаза и села на кровать, все еще не веря, что перед ней – он! Ее сын!
– Глеб! – со стоном вырвалось у нее из груди.
Она протянула к нему руки, и они обнялись. Глеб почувствовал, как жгучие слезы катятся по ее щекам.
– Наконец-то, ты вернулся! Наконец…
– Да, мама, я вернулся!..
– Ты, я надеюсь, насовсем? – часто всхлипывая, с тайной надеждой в голосе спросила она.
Но он не хотел портить радость, которую они испытывали от этой долгожданной для них обоих встречи, поэтому промолчал.
Только теперь Глеб обнаружил, что на столе стояла недопитая бутылка водки.
– Будешь?.. Ведь столько не виделись!
Марья Сергеевна метнулась в кухню и вскоре принесла еще один граненый стакан. Она разлила спиртное.
– Извини, закуски у меня нет! В доме – шаром покати!
Выражение жалкой растерянности и какой-то безысходной тоски мелькнуло на ее лице. Но приезд сына, видимо, заставил хозяйку дома на время забыть о том, что денно и нощно морально подавляло спившуюся женщину. Съедало изнутри. Хмельная искорка сверкнула в глазах Марии Сергеевны.
– Давай, сынок! За встречу! – почти торжественно произнесла она.
И, не дожидаясь его, выпила.
– А – ты? Чего ждешь? – поморщившись, спросила Марья Сергеевна.
– Я не пью, ма! Мне нельзя! Форму берегу…
– А… Ну, да!
Женщина махнула рукой в пустоту. Точно такая же, видимо, до краев заполняла ее душу.
– Ты же у меня – спортсмен! Все кулаками машешь? Чемпионом стать хочешь? Это – вряд ли! Голову, разве, что, себе сломишь!
На лице ее мелькнуло что-то вроде гордости, которую вопреки словам она втайне испытывала за сына. Но это чувство тотчас сменило горькое разочарование из-за собственной не сложившейся судьбы, а потом – апатия… Вероятно, эту апатию вызвала очередная доза алкоголя, которому неспособен был противостоять истощенный регулярными запоями организм Марии Сергеевны.
