– Капитан, ты, кажется, используешь «курилку» не по назначению. Недаром солдаты солдатскую беседку называют «курилкой». Тут, брат, курить надо, а не устраивать политзанятия. Для этого в расположении казармы есть «Красный уголок». Капитан вскочил и рванулся было ретироваться, но не смог отказать себе в удовольствии доказать этому, возомнившему о себе черт знает что, солдату-чечену свою правоту. Наслушался этот молокосос от своих брехунов стариков всяких небылиц!
– Лев Иваныч, ерунду какую-то излагает этот «дикий сын гор»! Мой батько от начала до конца прошел Великую Отечественную! Он мне рассказывал, еще с детства я помню. Они, эти «неруси» по кустам прятались. Нашему брату приходилось немца воевать. А этот брехун еще приплел каких-то никому не известных героев! Как это, какой-то чечен один 900 фашистов уложил из пулемета? Брест-то наши защищали! До Эльбы дошли наши! Это же факт, не требующий никаких доказательств! А эти «неруси», бандюги, Гитлера ублажали белогривой кобылой с золотым седлом. За это и были высланы поголовно! Факт! – истеричным криком давился капитан.
Майор неторопливо выпустил очередной клуб дыма и негромко, но с некоторым волнением попросил:
– Сядь, капитан. Не кипятись. Батьку твоего я, к сожалению, не знаю. Кажется, он служит где-то в Генштабе. Но такими вещами как война шутить нельзя. Война это вещь злая! Она не имеет одного лица, нет у ней и одной правды. Не любит она и, когда лезет к ней каждый со своей правдой. А более всего любит эта злыдень лютой тайной, пеплом, гарью, кровью скрывать свое истинное лицо. Неохотно выдает она свои тайны. Иногда через десятилетия, а еще хуже, через столетия. Не любит она и, когда человек честный, с чистой душой начинает расковыривать все ее преступления. Не верится мне, капитан, что целый народ может стать предателем! Что и старики, и женщины, а тем более дети! А в Грозном немец так и не был! Кишка оказалась тонка. Я воевал на юге. Не коснулись руки фашистов грозненской нефти. Доберись немчура до Грозного, он получил бы такую мощь! Сотни танков, боевая техника стояла у врага без топлива. Сечешь, капитан! – майор похлопал по спине капитана. – Словечки у тебя всякие обидные «неруси». Нет, нельзя так, ответ получишь той же монетой. А ведь не отвечают, культура, брат! Освободи себя от этой неприязни к другим нациям. К добру это не приведет. У русских тоже были свои предатели, «власовы» всякие. У всех народов, подпавших под войну, были! Человек по природному своему страху слаб. Никто не хочет умирать. Но мы не выиграли б войны, если бы этих слабаков оказалось больше. Нет, брат, храбрецов хватало в войну у всех народов! Были, конечно, разные ситуации, но чести своей не роняли! Вот что я вам, ребятки, расскажу, – задумался майор на минуту, словно оживлял образы из прошлого, а оно с трудом отпускало их.
Было это в первый год войны. Я тогда был молоденьким, вот как вот этот солдатик, – майор погладил по плечу молодого бойца, что сидел рядом. Несмотря на свою молодость, я умудрился попасть в специальное подразделение, которой командовал подполковник! Большое значение имела эта разведрота, раз в командирах у нее был подполковник. Еще в те годы я дал слово солдата своим товарищам, что не произнесу до конца своей жизни имени одного солдата, дабы не выдать поступок благороднейший.
Было это в самом начале войны. На нашу разведроту возлагались большие надежды в силу того, что немцы нередко обходили наши отступающие боевые части. Попадая во внезапные критически опасные ситуации, многие наши войсковые подразделения теряли свою боеспособность и, впадая в панику, переставали существовать в считанные минуты. Человеческая жизнь не стоила и ломаного гроша. Тысячи и тысячи наших бойцов полегло, не успев иногда сделать и выстрела в сторону врага, столь внезапно наседал враг! Он был, казалось, везде: в тылу, на флангах. Наша разведрота сутками рыскала в поисках места дислокации вражеских войск. Единственным помощниками нашими были летняя зелень, кусты да лес. И ночь была нашей надежной подругой. И надо честно сказать, капитан, – майор взглянул в упор, в глаза Ланкевичу, – примером для подражания был среди нас один чеченец. Отчаянный храбрец с природной смекалкой и особым чутьем и талантом к боевому делу. Не раз наши разведчики выходили из труднейших, почти безвыходных ситуаций победителями, благодаря интуиции и хладнокровию этого, на первый взгляд ничем не примечательного молодого кавказца. Когда мы выходили на дело, его точно подменяли, он первым засекал врага, всегда первым наносил удар, наносил с неожиданной стороны и молниеносно, хотя вне боя был добрейшей души человек. Он ненавидел войну, и с ней он воевал беспощадно, готовый уничтожить все зло на земле. А как он танцевал «лезгинку», это их кавказский танец. Такие финтифлюшки выделывал, движения ног и рук невозможно было уловить! С нами в разведроте был еще один его земляк, тоже чеченец. И тот второй так искусно дополнял первого… К сожалению, не запомнил я имени второго чеченца. А вот первого звали, – майор дотронулся до лба, пытаясь вспомнить имя чеченца. – Да, вот, мы его звали «Борзый» и имя его было точно схоже с этим русским словом.
