Что-то было между ними? Они ведь давно знакомы. Кажется, было, но потом как-то… или нет? И вот, теперь снова?
Ладно, я не о том думаю.
Где-то тучки над горизонтом. Дождь будет? Все же сентябрь, сейчас нередки дожди. Но другого времени для этого похода нам все равно не найти. Деревья еще почти зеленые, только кое-где начинает появляться желтая листва.
– Может быть, теперь вы расскажете о своей семье? – вдруг предложил Морейра.
Я пожала плечами.
Ехать еще далеко.
– Даже не знаю, что рассказать. Мои все местные, дед вообще в Заревке родился, папа чуть дальше, за Мишкоцом. Дед был боевым магом, закончил Снервинскую академию. Не сказать, чтобы был сильным магом, но смог себя показать. Его родители не учились. Слабый дар у них был, но учиться так и не пошли, жили в деревне как все, у них был дом, хозяйство. Но дед понимал, что его жизнь теперь сильно отличается от той, что могла бы быть дома. Он мог получить больше. И когда отслужил положенное после академии, начал задумываться о том, что надо дать шанс простым ребятам. Возможность учиться и развивать дар. Начал он все это вообще на свои деньги, потом нашел тех, кто готов поддержать, потом получил поддержку короны. Моя бабушка была природником, занималась здесь же полевыми работами. Мама пошла в нее. Мама никогда не одобряла дедовы идеи, она говорила, что это не шанс учиться, а шанс помереть раньше времени где-нибудь в овраге, в грязи, быть сожженным или разорванным на куски.
Морейра фыркнул.
– Если дар, стоит его развивать.
– Да, – кивнула я. – Дед считал так же. Дар – это судьба. И не стоит от судьбы бегать. И все же мама вышла замуж за военного некроманта. Папа тоже закончил Снерву, успел повоевать, а потом дед пригласил его сюда. Здесь они с мамой и познакомились. У мамы всегда были другие дела и другая работа, не война, а урожай пшеницы и ячменя, капуста, яблоки… Когда папа погиб, она сказала, что не может здесь больше оставаться, с нее хватит войны и всего, что с ней связано. Она не будет участвовать в том, чтобы готовить из местных детей мясо для полей сражений. Так и сказала.
Я поджала губы, поняла, что до сих пор меня задевает все это.
– Злитесь на нее до сих пор? – тихо спросил Морейра.
Я головой мотнула.
– Нет, это ее право. Каждый имеет право на свои взгляды. Если она хочет сажать капусту, пусть сажает. Только мир от этого не изменится. Если бы там, под Брайницом, мы не смогли бы собрать последние силы и выстоять, где бы она была сейчас?
Злюсь, да. До сих пор злюсь.
Морейра фыркнул снова.
– Ваша мать? Сажала бы капусту для Олунхавского хана, думаю, примерно так же, как и сейчас.
Я посмотрела на него. Как-то… слишком, что ли.
– Для хорошего природника, – сказал Морейра еще, – нет большой разницы на кого работать. Природнику важна земля и то, что на ней растет. А политические игры – дело такое… перераспределение ресурсов, не более. Простые люди неизбежно страдают во время войны, но если смотреть шире… Вот эти земли сколько переходили из рук в руки? Даже во времена Огнена, то кнепольские князья владели, то тишойские, потом земли стали частью Тессалийского королевства, потом частью Варайского, потом снова независимость, потом стали частью империи. А семья каких-нибудь местных фермеров как пахала свой огород на холме, так и пашет. И им вообще не важно, кому платить налоги. Сколько – важно, кому – нет. Важна эта земля и спокойная жизнь.
