Стройка-то на горе была, над городом. Это уж потом Парфемон узнал, старики здешние рассказали. Затеяли яблокоголовые Университет для своих строить. Да не только для своих. Политику такую новую вывели – чтобы у всех образование, да бесплатное, да по самому высшему разряду. Думать долго не надо, понятно сразу: коли все яблокоголовыми будут, и лагерей не понадобится. Не улетят, по земле ползать станут, да все с папочками под мышкой, а в папочках – законы природные. Задумка хорошая. Но не рассчитали маленько. Хотели главную башню над Университетом возвести, чтобы издалека видно было, чтобы в небо упиралась маковкой – вот, мол, чего мы, яблокоголовые, могём! А не осилили. Техника хваленая подкачала. Снести бы мудреную конструкцию, да и построить заново, но ведь это конфуз какой! Вот и нагнали таких, как он, Парфемошка. Со всей страны широкой, из северных и южных лагерей нагнали. И работа сразу продвинулась. Глыбы тяжеленные, как воздушные шарики, запорхали, сами стали в гордый шпиль складываться. А охраны понаставили изрядно. Наверху с винтовками, а внизу – два полка артиллерии и пехотный полк. Стерегут. Плохо стерегут – то тут, то там человечек ужом перекинется, по камням поползет. Да не доползали. Говорят, свои же и предавали их. Каждый второй на стройке, мол, из продавшихся. Ну, второй не второй, а были. По мелочи еще давали кое-что сделать – ну, горбушку там черствую из воздуха, карт колоду. А больше – ни-ни. Тогда совсем уж отчаявшиеся прыгать начали. Что ни неделя, кто-нибудь да прыгнет. Вот и приходится новых пригонять, стройка-то еще не закончена.
Жили здесь же, наверху. На землю не отпускали. Обедали в высоких недостроенных залах, там же и спали вповалку, а утром совсем как в лагере – сирена, и на работу. Даже картошка была та самая, гнилая, лагерная.
А охранник у них был чистый пес. Евстархий Карпович Безбородов, сержант сверхсрочной. Тощий, маленький, прыщавый, злой, как кобель бешеный. Или как крыс. Чуть что – орет, прикладом ни за что шарахнуть вполне может. И солдатиков себе под стать подобрал, злых и едучих.
Тут-то была и вторая печаль. ВанДенисыч. Его, видать, по ошибке прихватили, недотыкомку бедного. Забыли, что он из политических. Это такие, которые с режимом не согласны, но сделать что-то им слабо. Куда уж ему камни возносить, едва ноги таскает. Помогали, конечно. Парфемон помогал, даже Сапог – и тот нет-нет, да и подкинет камешек. А не успевали. Дневной выработки не давали, и Сырник – тут-то он себя хозяином почувствовал, мигом с Безбородым спелся – все обещал донести. И донес бы, если бы не случай один.
Сидели как-то, кашеварили. Малый костерок прям в воздухе развели, варили супчик из муки да рыбы, Сапог издобыл – у него свои и в городе были. Парфемон следил, чтобы запах до охраны не дошел – собирал его в пригоршню, лепил комок, да и из окна! У костра сидели двое из предыдущей партии, Тымгырчик и Безымянный. Безымянный немой был, а Тымгырчик – молодой совсем парень, чернявый, узкоглазый, будто и впрямь из солнечного Джиннистана. Так он говорил, только мало кто верил. Нету такой страны – Джиннистан.
Тымгырчик помешивал в котелке ложкой и тихонько рассказывал:
– А еще будет так. Родится в семье безвестной мальчик, и назовут его Джихангир, что значит Вождь. И соберет он, когда вырастет, вокруг себя людей, и пойдут они в волшебный сад. А врата сада охраняет стража из джиннов, с гаубицами и духовыми ружьями, но поклонятся те джинны Джихангиру и его присным. Поклонятся, откроют врата, и войдет Джихангир в сад. Там на ветвях всякие яблоки висят, но Джихангир выберет то, что защитит от любого оружия. Съест он яблоко, и друзья его съедят и станут неуязвимы. Соберут они тогда великую армию и пойдут на города яблокоголовых, и начнется священная война – джихад…
