Вечером после службы в клебанию заглянула Магда. Они уединились в ризнице, и Стефан посвятил ее в свой план, разработанный им и его людьми во всех деталях. Покушение на «сатрапа» (под таким именем проходил в подполье генерал Голубцов) должно было пройти так: напротив трибуны, где вокруг «сатрапа» должно стоять все высокое начальство, находился метрах в пятидесяти газетный киоск. Он закрыт более месяца, с тех пор, как арестовали киоскера – бывшего полицейского-пенсионера. В день парада – с самого раннего утра – Стефан займет позицию. Киоск будут прикрывать двое его людей, переодетых в белые милицейские гимнастерки. Сразу же после выстрела Полубинский выскакивает из киоска и под прикрытием засуетившихся «милиционеров» впрыгивает в открытое окно на первом этаже жилого дома. До окна десять шагов. В квартире будут наготове еще двое хлопцев, которые откроют ему окно и помогут выбраться во двор, где его будет ждать авто с работающим мотором.
– А кто живет в той квартире? – спросила Магда.
– Аптекарь Гурман и его жена. Хлопцы войдут в их квартиру под видом обыска НКВД. Запрут их на кухне, чтобы не путались под ногами… Далее два варианта: если улицу не успеют перекрыть, я уезжаю на авто, а затем сворачиваю на Гродненское шоссе. Если перекрыли, тогда ухожу на польское кладбище при костеле. Идем, подыщем подходящий склеп.
В густых сумерках они вышли на погост. Магда давно приметила здесь два подходящих схрона. Один из них – каплица-усыпальница барона Клигмана.
Они вошла в островерхую готическую часовенку, отворив двустворчатую полустеклянную дверь, обрамленную кованными из железа лилиями. У подножья божницы со скульптурой Спасителя находилась крышка люка, отлитая в виде сердца. Полубинский с трудом приподнял ее, взял с божницы горящую лампаду и посветил в склеп. В зыбком слабом свете открылось тесное сводчатое пространство, большую часть которого занимали три беломраморных саркофага.
– Годится, – одобрил Стефан. – Только принеси сюда какой-нибудь плед, еды и воду.
– Принесу, – пообещала Магда, и невольно передернула плечами, представив каково здесь коротать ночь, лежа на крышках гробов в темноте, тесноте и сырости.
– Потом дашь знать, когда в городе все успокоится, – опустил крышку люка Стефан. На том и порешили.
* * *
Ранним утром 1 мая Стефан вошел в уже открытый хлопцами киоск. Восьмигранная будка был сделана в виде старинного караульного поста. Ее хотели снести за ярко выраженную «панскую архитектуру», но так и не удосужились. Будка была завалена пачками старых газет, журналов, брошюр, среди которых Полубинский устроился весьма удобно. Из окошечка открывался прямой, ничем не загороженный вид на только что воздвигнутую трибуну.
В «батальоне смерти» было немало немецкого оружия, но Стефан предпочитал добрый старый «Радом», из своего нагана он выбивал девять из десяти. К тому же «Радом» не оставлял на месте стрельбы никаких гильз. Это было бесценное свойство для тайных операций. Револьвер с полностью набитым барабаном был тщательно вычищен и готов к бою. Оставалось только ждать, когда появится цель и когда она выйдет на мушку.
Стефан почти не волновался. Его охватил азарт охотника, поджидающего дичь. Он не сомневался в успехе дела. Его гарантировала полная неожиданность выстрела, надежное оружие и хорошо продуманный отход. Этот выстрел услышит вся Польша. Его услышат в Лондоне и Москве, в Берлине и в Варшаве… Разумеется, одного генерала заменят на другого, но ведь все же поймут, что Польша и в самом деле не сгинула, что народ сбросит захватчиков и тех, и других, в каких бы мундирах они не ходили.
