– Ну, в первый класс когда пришли.
– И сколько же тебе годков тогда было?
– Как и тебе – семь.
– А сейчас сколько?
– М-да. Все правильно, – расстроилась Таньский. – С ума сойти, ну и срок! За убийство меньше дают, чем я уже с тобой отмучилась!
– Это еще кто с кем, – невозмутимо парировала я. – Но ты зубы-то мне не заговаривай, не финти. Давай признавайся, что за туман в очах наблюдается? Неужели барьер сломлен и местный климат вот-вот сподвигнет тебя на приключение?
– Да я сама еще не разобралась, если честно, – уныло болтала соломинкой в бокале Таньский. – Сегодня здесь, на дискотеке, вдруг так знакомо сердце зашлось, почти как тогда, при встрече с Максимом. Но только почти.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что все гораздо сильнее – и сердце замирает, как на качелях, и в животе бабочки летают, да еще вот, смотри, – вытянула руки она, – вся в пупырышках, как молодой огурец.
– Ничего себе! – присвистнула я. – Это на кого же тебя так перемкнуло?
– Да в том-то и весь идиотизм, что не знаю! – чуть не плача, выкрикнула Таньский.
– Я уже ничего не понимаю, – решительно поднялась я с места, – надо пойти еще по коктейлю взять, а потом ты мне постараешься объяснить.
– Если получится, – уныло протянула звезда Востока. – Только долго не ходи, а то, несмотря на подозрения в наш адрес, кольцо вокруг столика начинает сжиматься. А у меня нет никакого желания отбрыкиваться вежливо, я и напугать могу.
– Не сомневаюсь. Ладно, я быстро.
Но даже тех пяти минут, которые ушли у меня на добывание двух бокалов успокоительно-вразумляющего напитка, хватило одному из жаждущих прижаться к высокой груди Таньского, чтобы нагло усесться на мое место. Он явно пытался по-быстрому обрисовать моей подруге, какие фантастические перспективы ожидают ее в случае согласия, но момент парень выбрал явно неподходящий. Таньский мрачно посмотрела на него и выдала короткую фразу, после которой соискателя словно ветром сдуло.
– Ты что ему сказала такое, душистый бутончик? – поинтересовалась я, ставя перед грустной подругой утешительный приз.
– Не важно, – махнула рукой та, – важен результат.
– А теперь, – устроившись поудобнее, пригубила я коктейль, – давай разбираться в твоих мироощущениях. Сейчас все ранее перечисленные вибрации есть? Пупырышки на теле присутствуют?
– Ты знаешь, как-то все поутихло, словно исчез поток энергии, чувственный ветер.
– Эй, кто тут у нас поэт – я или ты! – возмутилась я. – Что это за попытка внедрения в мою вотчину? Ишь ты, сравнения какие – чувственный ветер! И откуда дует этот ветер?
– Вон из того угла, – взглядом показала Таньский в закуток сразу за пультом шефа нашей дискотеки, диджея Али.
– Ты что, на Али запала? – с сомнением оглядела я жирненького и слащавого диджея, с волос которого, казалось, сейчас закапает гель для волос.
– С ума сошла! – возмутилась моя пупырчатая подружка. – А то я Али каждый вечер не вижу! Он у меня эмоций вызывает не больше, чем его аппаратура. Надеюсь, в извращенной тяге к колонкам ты меня не заподозришь?
– А больше я там никого не вижу, – тщетно вглядывалась я в темень, царившую за спиной Али. Нет, там скорее всего было не так уж и темно, просто диджейский пульт был ярко освещен, и все, что (или кто) скрывалось за границей светового круга, пряталось во мраке. – Знаешь, Таньский, ты, наверное, экстрасенс скрытый, если ты чувствуешь чью-то энергетику, не видя объекта.
