– Драть надо было чаще! – проворчал князь, снова приступая к чтению.
«Целую ручки ваши и буду неустанно молиться за здравие любимого батюшки моего. Не поминайте лихом свою плоть и кровь! Княжна Любава, будущая Поповна».
– Р-р-рр!!! – хриплый рев раненого медведя раскатился по княжеской горнице. – Воевода!!! Подь сюды!
На подгибающихся ногах подскочил Громослав, не смея даже утереть пот, обильно текущий по лицу.
– Ты это что же, щучий сын, воев[4] своих распустил? Им надо было глаз не смыкать, а они… Не то что княжну – всю казну мою могли вынести, а они и ухом не повели бы, сонные тетери!
– На кол посажу ротозеев! – заторопился воевода. – Другим в назидание!
– Вместе с тобой! – ехидно скривился князь.
– Вместе со мной! – машинально повторил Громослав. – Ох… Господине, смилуйся! Сколько лет служил тебе верой и правдой, сил и живота не жалеючи…
– Служил, не спорю. Однако же в святые себя не записывай, борода твоя многогрешная! Думаешь, твой князь слепой и глухой? – Креститель Руси заговорил вдруг с вкрадчивой любезностью. – Думаешь, не ведаю, чем ты втихаря занимаешься?
Воевода лишь чудом не лишился чувств, а волосы под шеломом встали дыбом.
«Неужто прознал, что я Калину-царю грамоты шлю, о делах в Киеве извещая?! Ой, пропала головушка моя… Хорошо если только на кол посадят…»
– Г-государь в-великий, п-пощади… – кое-как пробормотал дрожащими губами Громослав.
– Ладно, чего уж там… – смягчился вдруг князь, махнув рукой. – Един лишь Создатель без греха, а мы-то простые смертные… – Нагнувшись к уху взмокшего Громослава, которого тряс нервный озноб, договорил шепотом: – Понимаю, второй год как вдовеешь, плоть своего требует, а блудить со срамными девками – грех. Ну, так женись, хороняка! Рукоблудство-то – грех еще больший… Вспомни Библию! Понял?
– П-понял, с-светлый к-няже… – только и успел промолвить воевода, падая в счастливый обморок.
Настроение князя заметно улучшилось. Приятно все-таки, когда подчиненные так тебя боятся, что от любого твоего недовольства готовы лишиться чувств!
– Ну, ты, однако… – погрозил пальцем, когда Громослава отлили водою и похлопали по щекам, вернув на нашу грешную землю из небытия. – Держи себя в руках! Чай, не девка красная… Кстати, о девках! Кто еще с княжною сбежал?
– Сенная девка ее, Крапивой именуемая, светлый княже! – трясясь, забормотала старшая ключница. – Прозвище это за злобный нрав да острый язык ей дали! Половчанка она, из пленниц…
«Да, половчанки за словом в карман не лезут… И на ложе – ох, огонь да и только!»
Усилием воли, выдернув себя из приятных воспоминаний, князь начал раздавать указания:
– Воевода! Велю тебе тотчас отрядить погоню! Отбери лучших из лучших, да на самых добрых конях. Сам и возглавишь. Сделай все, чтобы настигнуть княжну до того как она повстречает Поповича! Воротишь ее ко мне, а будет упираться – свяжи. Даю тебе такое право. Только гляди, не переусердствуй! Награду тебе дам, а девку-половчанку тогда возьмешь в жены. Как раз всем хорошо будет, – и князь многозначительно подмигнул. – А ежели оплошаешь и они с Поповичем встретятся – разлучить, любой ценой! Действуй от моего имени. На крайний случай, прикажи воям своим убить богатыря. Ничего, не пропадем, бабы еще нарожают… Понял ли?
– Понял, светлый княже! Не сумлевайся, все силы положу, живота не пожалею!
– Действуй, Долбозвон!
Все, кроме князя, ахнули, выпучив глаза…
