Выслушав мою просьбу, Гиррон некоторое время не отвечал, смутившись, раздумывая или перебирая варианты, отсчитываемые пробивавшимися сквозь решетку телефона щелчками.
– Мне кажется, я знаю кое-кого, кто может помочь вам. – некоторое сомнение в его словах не смутило меня и я воспылал надеждой дезертира, намеревающегося скрываться в лесах до тех пор, пока его страну полностью не захватят оккупанты. Попросив меня не бросать трубку, профессор совершил звонок по другому телефону, одному из трех белых аппаратов, чувствовавших себя львами в прериях его стола. Треск набираемого номера был хорошо слышен мне, но сам разговор донесся до моего слуха лишь невнятным бормотанием, вынудившим меня в волнении за его результат приблизился к границам забытья. Лишь убедив себя, что, лишившись чувств, я избавлюсь и от возможности выяснить оправданность или глупость своих подозрений, мне удалось избежать зловещей темноты. Закрыв глаза, прислонившись затылком к прохладному дереву, я медленно и размеренно дышал, ожидая возвращения доктора, как, затаившись под виселицей, ожидает алхимика мандрагора.
– Я обо всем договорился. – веселая небрежность профессора убедила мен в любопытстве его к завершению всего предприятия. Уверив в непременном сообщении ему результата, я запомнил продиктованные им цифры с такой старательностью, что еще много дней после этого они время от времени всплывали из моих воспоминаний подобно навязчивому мотиву или видению любовницы во время соития с женой.
Совершив второй звонок, я представился напряженному и тихому мужскому голосу посланником профессора. После нескольких минут переговоров, мы пришли к наилучшему из возможных решений, согласно которому он должен был появиться в моей квартире на следующий день. Гость обещал появиться в десять. Паломничество ко входной двери я начал чуть позже восьми, сразу же, как только Ирина ушла, убедив меня в неизменности ранее озвученных ее планов и радуя мой взор избавленными от белья ягодицами под облегающими белыми брючками.
Несколько раз мне приходилось останавливаться, садиться на пол, привалившись к стене. Особенно долго я прятался в углу между ней и комодом, где просидел бы, вероятнее всего, до возвращения жены, если бы не гневная тоска, переживающая обо всем творимом в мире разрушении. Еще несколько шагов мне удалось проползти на порожденном ею импульсе, но, когда до дверь уже была в достижимости для моей вытянутой руки, силы окончательно покинули меня. В этот момент брызгнул звонком телефон, повторил свой клич, издал его в третий раз и тут же включился, щелкнув, автоответчик над моей головой и позади меня, насмехаясь надо мной с медовой скалы комода.
– Дорогой, сегодня я задержусь и буду очень поздно. Прости, очень много работы. – завершив послание звуком преувеличенно скользкого поцелуя, она смолкла.
Застонав, я приподнялся и двумя рывками дополз до входной двери, ударившись о нее головой, но обрадовавшись тому, словно отравитель, наблюдающий за тем, как начинает бледнеть лицо жертвы.
Сжавшись, опираясь плечом на дверь, я пребывал оставшееся время в дрожащей полудреме, предпочитавшей зеленые тона ядовитых цветов, приютивших меж узорчатых пятнистых лепестков паразитирующих друг на друге черных насекомых, пребывающих в вязком круговороте того, что могло показаться совокуплением, но было в действительности лишь убийственным обменом яйцами.
