Богиня Чортичо. Про черную руку, питонцев, платье в горошек и красивую девочку из прошлого века - страница 8

– Не Ритку, а Риту, – машинально поправила Алексанниванна и, улыбнувшись, спросила: – А папа где?

– Он играет! – выпалила я.

– Во что? – изумилась воспитательница.

– Что «во что»? – переспросила я.

– Во что папа играет, – пояснила Алексанниванна.

– Ааа, он играет на трубе в оркестре. У него халтура, – сообщила я.

Алексанниванна переглянулась с нянечкой Ольгой Андреевной, которая вышла со стаканом компота в руках. Ольга Андреевна была похожа на куклу, которая сидела у бабушки на самоваре. Круглолицая, румяная, как булочки, которыми она подкармливала и воспитателей, и детишек в детском саду. На ее многослойной шее, прямо из-под горла, выглядывали крупные янтарные бусы. Брови и ресницы такого же цвета, как волосы, – белесые, словно мукой присыпанные. На голове белая косынка, завязанная спереди на лбу. Ну точь-в-точь как у куклы на самоваре. Она была большая. Вся. Руки в мягких ямочках. Грудь шла впереди нее, прикрытая белоснежным накрахмаленным фартуком…

– Ты моя деточка любимая, – заулыбалась Ольга Андреевна.

Я тоже ходила в этот детский сад, когда была маленькой, а сейчас я учусь в школе. В третьем классе. Нас скоро будут принимать в пионеры, а садик – для малышни. Ольга Андреевна была и моей нянечкой тоже, а теперь и Риткиной. Только она позволяла мне не есть холодный рисовый молочный суп с противными пенками. Только она позволяла мне не есть бутерброд с маслом и чаем на ужин. «Слижи масло, булку можешь не есть, чаем запей и иди, горе мое луковое», – говорила она. Я, давясь, слизывала масло, запивала остывшим чаем и, счастливая, вылетала из-за стола. Я совсем не любила есть. Совсем!

– Ольга Андреевна! – я бросилась к ней. Она обняла меня и поцеловала в макушку.

– На вот, твой любимый компотик из сухофруктов! – она протянула стакан, и я с удовольствием одним махом выпила сразу почти половину. Тыльной стороной ладошки вытерла рот и только тогда сказала:

– Ой, спасибо, Ольга Андреевна!

– На здоровье, солнышко, на здоровье! – улыбнулась моя нянечка и ловко поправила мне ленты на хвостах. – Что-то ты к нам не забегаешь? Как учишься?

– Ой, Ольга Андреевна! Некогда мне – я завтра пою во Дворце культуры Ленина! Солирую! А еще у меня танцы, пианино и плаванье!

Ольга Андреевна прижала меня к себе, и я почувствовала знакомый запах ванили, детского мыла, кухни и чего-то еще, чем пахли только Ольга Андреевна и моя бабушка.

– Ты можешь передать маме, чтобы она позвонила мне сегодня? – сказала Алексанниванна.

– Могу, но она, наверное, поздно придет.

– Тогда передай ей, что это срочно. У нас в саду педикулез. Запомнишь?

– Кто? Какой Педикулез? Это новенький? – спросила я.

– Ты маме так скажи, и пусть она мне позвонит, – засмеялась Алексанниванна.

– Хорошо. Педикулез. Педикулез.

Тут из группы вылетела моя младшая сестра Ритка. С воплем:

– У меня воооосииии! – она повисла у меня на шее.

– Чтоооо???

– Воси! – улыбалась Ритка. – Ты то, не наес, то такое воси?

– Воши? – я смотрела на воспитательницу.

– Не воши, а вши, – вздохнула она. – Это и есть педикулез. Завтра будут проводить дезинфекцию, ну, мыть все и чистить в группе, а после праздников у нас все будет опять в порядке. Вот на, – она протянула мне записку, – передай маме. Договорились?

– Договорились! – кивнула я, помогая Ритке надеть куртку.

– Алексанниванна, а что такое «питомцев»? – спросила я, кладя записку в карман школьного фартука.