Патриарх: Так это было в один день.
Обвинитель: Значит, вы отказываетесь сказать, в какой церкви это было?
Патриарх: Я могу сообщить, только не сейчас.
Председатель: Ваш ответ должен быть дан сейчас же. Прежде чем утверждать, вы должны ваши слова десять раз взвесить. По долгу совести вы должны назвать фамилии.
Патриарх: Фамилии тех, кто совершил, я не могу сказать, потому что это для меня совершенно безразлично, я следствия производить не могу. Из священников же были священник от церкви Василия Кесарийского и протодиакон Валаамского подворья.
Обвинитель: Первое ваше заявление было, что вам об этом рассказывали священники церкви Василия Кесарийского. Вы не отказываетесь от этого показания?
Патриарх: Нет, не отказываюсь.
Обвинитель: Я задаю вопрос: почему в своём воззвании вместо выражения «кощунство» вы сознательно, как заявляете сами, поставили слово «святотатство»? Было у вас желание сбить с толку вашу паству и направить по другому пути?
Патриарх: У меня нет в воззвании слова «кощунство». Я не знаю, почему вы об этом говорили.
Обвинитель: Значит, надо говорить только о грабеже? Я удовлетворён. Скажите, на какие места в канонах вы ссылались, квалифицируя акты об изъятии как преступления, как святотатства?
Патриарх: Кажется, на семьдесят третье правило апостольское. Главным образом, на Двукратный Собор, а в последнем приведено…
Обвинитель: А как вы понимаете: там сказано, что если кто похитит сосуд, присвоит его и употребит небогослужебные цели… Правильно это или нет?
Патриарх: Так говорится: для личных и вообще священных.
Обвинитель: Да, если кто-нибудь возьмёт сосуд, похитит, значит, это связано с актом кражи? Вы помните это?
Патриарх: Я помню, что сказано: что если кто возьмёт и употребит на недолжные цели.
Обвинитель: Значит, для вас ясно, что ваша ссылка на каноны неосновательна?
Патриарх: Почему?
Обвинитель: Потому что никакой кражи…
Патриарх: С точки зрения канона то же присвоение.
Обвинитель: Это есть кража. Кому принадлежат ценности?
Патриарх: По канону – Богу и Церкви и распорядителю-епископу. По канону, но не по советскому закону.
Обвинитель: Вы показали здесь, ваши послания писались с ведома других. Вы являетесь выразителем всего иерархического начала – это правильно?
Патриарх: Какие?
Обвинитель: Я не знаю, какие вы пишите.
Патриарх: В ПОМГОЛ.
Обвинитель: Значит, одни были законные, другие без согласия властей?
Патриарх: Какие?
Обвинитель: Вы признаёте незаконными?
Патриарх: Нет.
Обвинитель: Почему?
Патриарх: Потому что ничего такого нет.
Обвинитель: А позвольте вас спросить: что вы называете контрреволюционным актом?
Патриарх: По толкованию вашему, действия, направленные к низвержению советской власти.
Обвинитель: А для вас такой смысл тоже приемлем?
Патриарх: Приемлем.
Обвинитель: Значит, всякое действие, направленное против советской власти?
Патриарх: Нет, к свержению советской власти.
Обвинитель: Непременно к свержению?
Патриарх: И в этом мы не повинны.
Обвинитель: А вы находите, что агитация является попыткой подготовить настроение, чтобы в будущем подготовить и свержение? Агитация может быть контрреволюционной.
Патриарх: Вы считаете её контрреволюционным действием, а я не считаю.
Обвинитель: С точки зрения евангельской, как считаете вы, какая добродетель выше – милосердие или жертвоприношение?
Патриарх: Это вы приводите вопросы, которые задавались экспертизе. И то, и другое нужно.
