Болеть отказано - страница 9



– Про кошку!

– Про дом!

Мы сказали это одновременно с Тимбой, потом посмотрели друг на друга, переглянулись со стариком и засмеялись.

– Ну, тогда про всё, – сказал тот, и истории полились.

Ночью мне приснился господин Крид, который вылез в окно гостиной, по водостоку поднялся на крышу и оттуда шагнул в небо. У него мгновенно выросли крылья, которые подхватили его сухое, длинное тело и понесли куда-то в заморе. Он отправился собирать истории, подумал я во сне, и мне стало отчего-то тоскливо, да так, что я проснулся и долго не мог уснуть.

За завтраком, прежде чем сестра успела вымолвить хоть слово, я сказал, что мы идём к господину Криду, и Тимба засветилась. Я попросил маму приготовить побольше пирожков с вареньем и пообещал ей вернуть полотенце, которым она накрывала гостинцы старику.

Едва мы вышли из дома, как я сказал:

– Давай поедем на велосипеде. Так быстрее.

– Давай! – обрадовалась Тимба.

А я обрадовался тому, что ей всего лишь семь лет и она не поняла, почему я решил взять железного коня.

Тимба держала в одной руке корзинку, а другой цеплялась за сиденье (она ехала на багажнике, который я убирал, когда участвовал в заездах), а я крутил педали так быстро, что ветер свистел в ушах. Мы промчались по городу на огромной скорости, бросили велосипед у крыльца, позвонили и толкнули дверь.

Дверь открылась со скрипом, чего за ней никогда не замечалось.

Тимба посмотрела на меня такими большими глазами, что я понял – она догадывается. А я всё ещё считаю её маленькой!

Она всё равно крикнула «это мы, дедушка!» и вошла, я пошёл за ней, теперь уже опасаясь, что просто не увижу. Я боялся не увидеть. Мне хотелось услышать ещё одну историю, пусть даже неправдоподобную, хотелось, чтобы он просто сидел у окна, как и прежде.

Гостиная была пуста.

Радио молчало.

Тимба поставила корзинку с пирожками на стол, где мы всегда пили чай, а я прошёл к окну, тронул спинку стула, почувствовал, что она тёплая, и с минуту смотрел в окно, не в силах вымолвить хоть слово. Тимба тоже молчала. Потом тронула меня за руку.

– Он улетел, – тихо сказала она. – Улетел собирать истории.

Ох, Тимба!

Я отошёл от окна, двинулся вкруг по гостиной, вдоль мебели, которую раньше не замечал. Он жил здесь все эти годы, а я даже не видел, что у него есть этажерки с нашими фотографиями и огромный, набитый книгами шкаф. Взгляд скользнул по корешкам: «Степи Белого полуострова», «Города и люди севера», «Феномены центральной части континента». Всё это было частью его самого, и до сих пор эта часть меня не интересовала.

Почему?

Что-то в шкафу привлекло моё внимание, я протянул руку и взял вложенный между двумя книгами лист.

Это был листок из обычного блокнота, на каких, бывало, родители оставляли друг другу или нам с Тимбой записки. И на нём было прерывистым почерком выведено:

«Форду. Береги сестру. Книги твои. И твоя очередь рассказывать истории».

Время не ходит

В маленькой зелёной гостиной, где источниками света служили только огонь в камине и свеча на секретере, уютно пахло елью. В коридоре умеренно громко тикали настенные часы, а на окне умывалась большая рыжая кошка; внутри кошки работал крошечный моторчик, который задавал тон всем звукам и шевелениям в гостиной.

Мягкое развалистое кресло было оккупировано старичком. Острое личико его наводило на мысли о лисах, а хрупкое телосложение говорило о солидном возрасте. Старичок попивал чай с мёдом и кутался в толстый флисовый плед. Не то чтобы ему было холодно, нет. Скорее ему было неудобно сидеть. Просто сидеть, понимаете? Он не привык сидеть. Не его это было дело.