Электронные часы показывали четыре часа десять минут.
В дверь постучали. Уверенно и требовательно. Виталий нисколько этому не удивился, а пошел открывать. В морг пришел еще один человек в белом халате. Виталий почтительно с ним поздоровался. Тот даже не ответил на приветствие, как будто не слышал его. Тяжелым уверенным шагом он прошел в покойницкую. Виталий проводил его ненавидящим взглядом. Тут человек вдруг остановился и повернулся к Виталию. Тот сразу надел на лицо маску приветливого медработника, который разговаривает с лицом намного выше его по званию и должности.
– Температура в норме? – спросил пришедший.
– Так точно, Егор Васильевич.
Это и впрямь был заведующий хирургическим отделением. Он ничего не сказал, а просто плотно закрыл за собой дверь и щелкнул замком. Он не собирался показывать кому-либо, чем он тут занимается. В руках у него был чемоданчик, какие бывают у врачей машин скорой помощи. Егор Васильевич поставил его на один из пустых столов, а сам направился к телу, с которым полчаса назад занимался любовью Виталий Решетников. Открыл простыню резким точным движением и воззрился на труп. Отличный экземпляр! Хирург вернулся к своему чемоданчику. Щелкнули замки, и при свете ламп блеснули холодным медицинским светом инструменты. Егор Васильевич взял большой десятимиллиграммовый шприц и наполнил его коричневой слегка густоватой жидкостью. Подошел к телу и стал примериваться, куда сделать укол. После недолгого раздумья он уверено ввел иглу в руку покойницы, безошибочно найдя вену, с трудом влил туда все, что было в шприце. После этого он быстро приготовил еще один укол и наполнил шприц новым раствором, в этот раз прозрачным и совершенно бесцветным. Укол сделал не в вену, а внутримышечный. Теперь все было готово, чтобы приступить к делу, осталось подождать четверть часа.
Егор Васильевич снова занялся своим чемоданчиком. Он стал доставать из него инструменты и складывать их, как для операции. На это ему понадобилось не больше минуты, после чего он стал доставать приборы явно не медицинского характера. Это были электроприводы, датчики, стабилизатор и целый пучок длинных разноцветных проводов. Разложив все это в какой-то только ему известной последовательности, он вернулся к мертвому телу.
Если бы кто-то посторонний увидел бы труп в эту минуту, то ему бы стало не по себе. Женщина порозовела и потеряла тот иссини белый цвет присущий мертвецам. А градусник, который незадолго перед этим Егор Васильевич вставил ей во влагалище, показывал тридцать один градус по Цельсию. Взглянув на него, врач удовлетворенно причмокнул губами и что-то записал в своей записной книжке.
Время шло, но Егор Васильевич не замечал его. Ему было не до этого. Он работал. Работал вдохновенно, как художник. Да он и был в своем роде художником. Великим художником. То, что он делал, он – простой зав отделением в провинциальной задрипанной больнице, не делал никто в мире, в этом он был уверен.
Опутав мертвую проводами, и облепив ее присосками с датчиками, врач включил стабилизатор в розетку и стал настраивать напряжение. Стабилизатор был очень старенький, наверно сохранился с пятидесятых годов, но, несмотря на это был крошечный и работал отменно, без капризов. Напряжение регулировал с невероятной точностью. Такие наверно были у Королева на Байконуре, когда он работал с первыми спутниками.
