Сергей вдруг почувствовал: внутри у него все напряглось, как бывало в армии, когда их поднимали по тревоге.
– А что, съездить можно, погода шепчет, – глянув в окно для того, чтобы скрыть лицо, ровным голосом проговорил он. И, выждав секунду-другую, как можно безразличнее спросил: – Кто невеста?
Ему показалось, мир висит на волоске, сейчас брат скажет, и оборвется то, ради чего он ехал, торопился домой.
– Да у них разве узнаешь! – махнул рукой Петр. – Я про свадьбу-то не знал, вчера сказали. Ну, так что, едешь?
Сергей отпустил дыхание. Съездить на охоту? А почему бы и нет?
– Что, у Брюхиных лицензия есть?
– Для нас всегда – сезон, а лицензия не проблема. У Алексея Евсеевича все повязано. Давай не кочевряжься, поехали. Часа за три-четыре доедем, помоемся и на боковую, а утром на охоту.
С Брюхиным встретились на заправке. Увидев его, из машины выскочил Гришка Дохлый – тощий, обросший, с усами. Черный кожаный пиджак болтался на нем, как на вешалке, глаза голодные, волчьи, на голове зеленый с хвостиком берет, ни дать ни взять – чистый душман. От заправочной с улыбкой подошел Женька, оценивающе оглядел Сергея.
– И ты с нами? – протянул потную, холодную руку, спросил он. – Вчера наши тебя, говорят, за беглого приняли. Ты чего это туда поперся? Мог бы и к нам – не чужие.
– А ты не в армии? – в свою очередь спросил Сергей.
– А я пацифист, – коротко хохотнул Женька. – Каждый должен делать то, что у него лучше получается.
В отличие от Дохлого, Женька одет был просто: джинсы, кроссовки, трикотажная с короткими рукавами рубашка. Но эта простота стоила дорого, рядом с ней в своих солдатских сапогах Сергей, наверное, выглядел как танк возле легковушки.
Гришка послушал разговор, пошевелил усами, потом нырнул в машину и достал фотоаппарат.
– Аркадий Аркадьевич, дядя Леня, вылазьте! Фото на память, – громко крикнул он.
Из машины выбрался Аркадий Аркадьевич. Был он чуть выше среднего роста, худощавый, в «энцефалитке» защитного цвета, в кожаных с высокой голяшкой ботинках, на шее шерстяной шарф, на голове, как у Гришки, берет. Встали вдоль борта, Дохлый руководил расстановкой, выскакивал то в одну, то в другую сторону, прицеливаясь объективом.
– Ты давай не мельтеши, снимай, – приказал Аркадий Аркадьевич, – а то прыгаешь, как блоха.
Дохлый угодливо рассмеялся, будто Аркадий Аркадьевич сказал невесть какую шутку, и, перемещаясь вдоль машины, стал щелкать затвором. Не дождавшись конца съемки, Аркадий Аркадьевич поправил свой берет и забрался в машину. Все, как по команде, полезли следом.
Дохлый пересел к Сергею, уже не стесняясь, облапил его, прижался к щеке рыжими усами.
– Ты поосторожней, – поморщившись, улыбнулся Сергей. – Раздавишь, черт.
– Извини, – отпустил его Гришка. – Ну, рассказывай, как там?
– Где? – не понял Сергей.
– Чего дурака валяешь, – обиделся Гришка. – Сам знаешь.
– Да ты лучше своих коллег порасспроси. Прилетят, пощелкают – и домой. А потом: мы, мол, в самом пекле были.
– Чего в пузырь лезешь? Я ведь серьезно, как товарища, спрашиваю. Не для газеты, для себя.
– А где ты сейчас?
– В партийной служу. В ТАСС бы уйти – вот там работа. По свету поколесить можно. Но лохматую руку надо, без нее бесполезно. Я ведь на заочный перевелся. А ты что думаешь делать?
– Работать, что же еще?
– Работа – не волк, сейчас надо мозгой маленько шевелить, – облизнув усы, заметил Гришка. – Давай, еще раз пробуй к нам в университет. У тебя сейчас преимущество – служба в Афганистане. Хочешь, с ректором поговорю?
