Надо сказать, что Ермолов, делая основную ставку на силу оружия, при случае использовал и различные политико-дипломатические хитрости, учитывая специфику Востока. Особенно ярко это проявилось, когда его отправили в Иран во главе русского посольства, чтобы добиться прочного мира. С тяжелым сердцем отправлялся генерал в Персию, что прекрасно видно из текста письма Ермолова Воронцову: «шах, роскошный и распутный человек, желает дожить конца в сластолюбии, но на него действуют внушения. Корыстолюбивым вельможам война дает в руки большие сокровища. Увидим, что будет»[9].
Ермолов знал, какую важную роль на Востоке имеет внешняя роскошь, поэтому обставил свой приезд в Иран максимальной пышностью. Прибыв на место, Ермолов отказался следовать принятому церемониалу, унизительному для иностранных послов. Попытка известного нам Аббаса-Мирзы поставить русского на место демонстративным невниманием наткнулась на точно такое же поведение Ермолова. Но это лишь повысило авторитет генерала в глазах персидской знати. Разбирался Ермолов и в тонкостях восточной лести и сам пускался в витиеватые расхваливания собеседников, если те не пытались его унизить. На встрече с шахом Фет-Али Ермолов преподнес властителю Ирана богатые подарки, в числе которых были и зеркала огромного размера, что поразило шаха более всего. Впервые в жизни увидел он свое отражение в зеркале в полный рост. Не остался без даров и визирь, занимавший пост, аналогичный европейскому премьер-министру.
Когда начались переговоры, Ермолов умело сочетал лесть с жесткими угрозами, его добродушный тон сменялся непримиримым, и наоборот. Кроме того, наш генерал пошел и на прямой обман, объявив себя потомком Чингисхана. В качестве «доказательства» Ермолов представил своего двоюродного брата, находящегося в русском посольстве. Его разрез глаз и форма скул несколько напоминали монгольские. Данный факт оказал на персов ошеломляющее воздействие, и они всерьез забеспокоились, что в случае новой войны русскими войсками будет командовать «чингизид».
Между прочим, следует отметить, что, когда Ермолов въехал в персидский Тавриз (Тебриз), его посольство сопровождали английские офицеры: капитан Гарт и поручик Виллок, один формировал иранскую пехоту, а другой – кавалерию[10]. А во время переговоров иранцы постоянно консультировались с английским послом[11]. Но, несмотря на все осложнения, в конечном итоге дипломатическая миссия Ермолова увенчалась успехом, претензии Ирана на пограничные российские территории были отклонены, и шах согласился более их не требовать. А мир с Персией продержался до 1826 года.
И все же я далек от того, чтобы петь Ермолову осанну. Итоги его управления очень неоднозначны. Спору нет, генерал добился многого, его имя наводило ужас на местных ухарей, долгие годы промышлявших грабежами и работорговлей. Значительная часть Кавказа действительно покорилась русскому оружию, но называть сложившееся положение умиротворением никак нельзя.
Горцы готовились к реваншу, а крутые меры Ермолова подтолкнули их к объединению. Перед лицом общего, опасного врага кавказские кланы отложили в сторону свои междоусобицы и на время позабыли обиды, нанесенные друг другу. Первым грозным предзнаменованием будущей великой Кавказской войны стало восстание 1822 года. Кадий (духовный лидер, шариатский судья) Абдул Кадыр и влиятельный чеченский старшина Бей-Булат Таймиев заключили союз для подготовки к вооруженному выступлению против России. Абдул-Кадыр своими проповедями воздействовал на чеченское население, а военными делами занимался Таймиев. В 1822 году они подняли чеченцев, ингушей и карабулаков.
