А посему, из неимоверной гордыни своей, презирают и иноземные языки, из принципа не желая напрягаться их изучением.
Сии же явно напряглись, представляя исключение из ромейских обычаев. А отчего бы? Что подвигло их?
Впрочем, зародившиеся сомнения живо погасили сами подвижники, открывшись, что оба бывали в Киевском княжестве. Там, мол, и навострились!
Фома провел в Киеве аж три лета вкупе с зимами, состоя писцом в ромейской миссии при княжеском дворе. А Никетас, выглядевший старше Молчана годков на десять, по молодости добрался на торговом судне даже до Новгорода – в качестве подручного у богатого купца, торговавшего на внешних рынках ромейскими шелковыми тканям, славившимися по всему миру, и ювелирными изделиями, тоже знаменитыми мастерством исполнения.
Чем боле употреблялось кизилового, тем резвее разливались ромеи в честь хозяина стола, всячески льстя ему слаженным дуэтом. А Басалай – подпевала, вступал по завершении очередного куплета оды особой пышности, изобильной гиперболами непомерной шири и сказочной выси.
Дошло до того, что даже молчанову браду воспели, будто бы, с их слов, совершенно неотразимую для местных див, обожавших-де сие мужское от них отличие, превыше прочих, сокрытых допрежь обнажения!
Поглядывая и вслушиваясь со стороны, резонно было бы заподозрить, что три ушлых ловкача шустро разводят убогого разумом лоха.
Однако Молчан, являя в пиршестве сем некое простодушие, присущее и мудрым, когда впервые оказываются те в столичном граде, выкатив очи на масштабы его и уровень сервиса, лохом отнюдь не являлся, что давно определил и его толмач, предупредив приглашенных участников трапезы.
У себя же на родине наш славный вятич сам провел бы кого угодно, возникни таковое желание!
И посему два результативных осведомителя местного сыска, совмещавших свои канцелярские и торговые труды с доносительством за разовые гонорары, равно и примкнувший к ним мигрант Басалай, тоже нештатник, разводили его, аки умного, играя на низменных природных инстинктах. А редко встретишь мужей в расцвете лет, неуязвимых для зова плоти!
И не торопились сии хитрецы разом опустошить иноземную мошну, ибо не разведали еще, есть ли у Молчана протекция среди самых именитых купцов из вятичей, имевших солидные знакомства и в Большом императорском дворце. Ведь не хотелось им лишнего шума!
Тем паче, они имели корыстную надежду, что данный торговый гость является сходником, засланным Секретной службой Земли вятичей.
Поелику обещано было им: за выявление любого такового каждый из них получит премию в размере аж годового оклада штатных осведомителей низшей категории! – возможно, и в золотых солидах надежной пробы.
Казалось бы, внутренний сыск могучей Ромейской империи не должен был особо напрягаться лазутчиками из дальней земли – данника ее киевского союзника. Ясно же, что вятичи не собирались воевать с ромеями: куда им, супротив великой державы – от Египта и Сирии до Закавказья и Тавриды!
Племени сему с Киевом бы разобраться, дабы не выплачивать дань!
Однако уж несколько лет, как прежнее вполне лояльное отношение к вятичам сменилось в Константинополе-Царьграде на враждебное. Ибо на первый план вышли геополитические приоритеты! Младой василевс-император Василий отчаянно нуждался в войсковой помощи от Киева. А киевский князь Владимир всемерно ее оказывал. Послав на выручку шеститысячное войско, спас Василия от неминуемого свержения. И не раз еще сражались киевляне, направляемые Владимиром, за жизненные интересы Ромейской империи!
